— А ты где вообще? — робко поинтересовалась я, не решаясь шагнуть вперед.

— В яме, — честно признался голос. Подумал и уточнил: — Охотничьей.

Еще не дослушав, я бросилась вперед, на звук, и внезапно обнаружила, что трава доходит мне до бедер. Хорошо хоть роса еще не выпала…

Сквозь зубы проклиная Эртрисс, которая не догадалась забрать из моего мира еще и сотовый с его драгоценной подсветкой (а на что еще он бы тут сгодился?!) или хотя бы фонарик, внимательно смотрела под ноги, надеясь если не вытащить обладателя голоса из ямы, то хотя бы не свалиться туда самой.

— Скажи что-нибудь, — попросила я, не понимая, куда идти.

— Что-нибудь, — послушно отозвался голос, не став оригинальничать.

Вовремя: я со сдавленным вскриком остановилась у самого края ямы, проводив исполненным ужаса взглядом несколько комьев земли и мертвых корней, обвалившихся вниз. Со дна послышалось недовольное шебуршание.

— Ну спасибо, — профыркавшись, укоризненно произнес мужской голос.

— Извини, — без особого раскаяния отозвалась я. — Как тебя угораздило? — осмотр ничего не дал: неизвестный копатель, естественно, никаких веревочных лестниц или хотя бы каната не оставил. — Хотя это лучше потом… как тебя оттуда вы-тащить?

— Если только телекинезом.

— А если я им не владею? — смущенно поинтересовалась я.

— Тогда мне придется ждать того, кто эту яму вырыл, — философски вздохнул голос.

— А зачем ее вообще вырыли? — глупо спросила я. — В смысле, на кого охотиться собирались?

— На меня, — не стал отпираться он.

— Так, — тихо вздохнула я, опускаясь на колени и осторожно ощупывая рыхлые края ямы. Местные нравы меня определенно смущали. На кой черт нужно было рыть ловушку для человека? Есть и менее трудоемкие способы поимки. Хотя… стоп. — А ты кто? — задалась я нужным вопросом.

— Таший, — покаялся голос.

— Гм. Это имя или народность?

Трава оказалась на удивление прочной. Оторвать стебелек, чтобы нервно покрутить в пальцах, — и то не удалось. Призадумавшись, я начала откапывать кустик попышнее — моему маникюру все равно хуже быть не могло, да и когда раздавали женственность, я стояла в очереди за пофигизмом. Интересно, какова глубины ямы?

— Это религиозная принадлежность. Тебя ведь интересовало, за что я тут оказался, так? — неопределенно фыркнул мужчина.

— Жертвоприношения, пляски у костра и кровавые оргии? — рассеянно уточнила я.

— Эм, — голос то ли растерялся, то ли смутился, — разве что только второе.

Сгибались стебельки тоже тяжело, но завязать двойной узел с третьей попытки все же удалось. Оставалось только придумать, за что держаться, — но тут я заморачиваться не стала: легла на живот, обхватив ногами ближайший островок травы, и спустила самодельный недоканат в яму.

— Достаешь?

Вместо ответа руки резко дернуло вниз, и я еле успела поплотнее сжать ноги, чтобы не усвистеть в ловушку вместе с пучком травы. Плечи угрожающе заболели, напоминая, что они не привыкли к столь варварскому обращению, зато изуродованный офисной работой позвоночник, оказавшись основательно растя-нутым, блаженно захрустел.

А вот в толком не продуманном плане обнаружился самый неприятный ляп — прежде чем надеяться вытащить взрослого мужика на подобном «канате», следовало озаботиться перчатками. Острые края травы врезались в нежную кожу, едва не заставив меня разжать руки.

Хрусть! — радостно сообщили локти.

Невидимый еще мужчина, проверив на прочность предложенный вариант спасения, покарабкался вверх. И, надо признать, вес его я явно недооценила…

— Тяжело, — сдавленно прохрипела я.

— Прости, похудеть не успел, — покаялся он, но легче все же отчего-то стало — надеюсь, спасаемый догадался упереться ногами в стену ямы.

— Какая досада, — посетовала я, больше слушая жалобно хрустящие пальцы и плечи, нежели нежданного собеседника.

— Ты местная? — неожиданно поинтересовался он в перерыве между рывками.

— Нет, — буркнула я. Скрывать это — что прятаться за шторкой, когда свет бьет в спину.

— Зажмурься, — посоветовал мужчина. — Потом увидишь, зачем.

Я закрыла глаза, примерная маленькая я. Руки рвануло, рассеченные ладони возмущенно взвыли, а ноги чуть не свело от напряжения — облюбованный в качестве опоры куст уже не выдерживал, потихоньку вырываясь из земли. Позвоночник снова хрустнул в районе лопаток.

А потом все закончилось.

В руках поселилась долгожданная легкость, и я отпустила ненавистный пучок, баюкая пораненные ладони; потом даже догадалась расслабить ноги и сесть.

Открывшаяся моему взору картина заставила испустить дикий визг.

Посреди поля сидел на корточках здоровенный медведь, с густой бурой шкурой и округлыми, слегка надорванными ушами, и на кой-то черт бережно распутывал мои узлы на стебельках. Мой вопль заставил его дернуться, с усталым фырканьем обернувшись в мою сторону.