– Что ты выяснил? Ведь выяснил, я вижу.

Голос у генерального глухой, но властный.

– Да что там выяснять?.. Сопротивление бесполезно. Взялись за нас люди серьезные. Про таких говорят – отморозки.

– Да где мы им дорогу перешли? – взмахивает рукой Бойченко.

– Вова, если ты будешь нервничать и горячиться, я не скажу больше ни слова. Ни одна компания и ни один мерзавец не стоят нашей жизни.

– Это да, Паша.

Владимир Федорович откидывает одеяло с груди, дышит с усилием, открыв рот.

– Вчера, когда получше стало и врач веселый такой пришел, торжественный, как жених на венчании, я подумал, что вся эта возня вокруг нас яйца выеденного не стоит.

– Правильно подумал, Володя, – Супин кивает, будто заведенный.

– От тюрьмы и сумы не зарекайся – дело понятное, но я не смогу… я тюрьму не переживу.

– Об этом не может быть речи! – мотает головой Полкан.

– А что ты так суетишься? – Владимир Федорович смотрит на главбуха, недоверчиво прищурившись.

«Лазер, а не взгляд», – мысленно ежится Супин и отводит глаза.

– Не тебе одному в тюрьме прописываться неохота, – цедит он.

– Да, понятно, – вздыхает Бойченко. – Утром был адвокат. Все юлил, мялся. Дерьмо, а не люди эти законники. Главные бандиты. Не удивлюсь, если он в сговоре с этим, как его, чертовым Кашиным!

– Очень может быть. Очень, – с готовностью соглашается Полкан.

– Ну, а ты, верный мой оруженосец? Помнишь то дело с паромом в Гамбурге десять лет назад? И тогда ты меня спас. А ведь контрабанда, да еще такая – это не фунт изюма. Это верная смерть.

– Как забыть, Володя? Но тут ведь вот какое дело…

Главбух поправляет очки, дергает носом.

– Гамбург этот несчастный как раз и всплыл… Помимо налогов.

– Ка-ак? – рывком садится генеральный.

– Чи-чи-чи… Никаких резких движений. А то я уйду, не дожидаясь, пока меня метлой поганой твои врачи вытурят.

Бойченко откидывается на подушки, отдуваясь.

– Но ведь мы почти два миллиона долларов только на взятки раздали тогда! Ты клялся, что все похоронено раз и навсегда!

– Да, клялся. Но не представлял, что и мертвецов можно с такой легкостью откопать.

Владимир Федорович долго молчит, глядя в окно, за которым метель начинает хаотичную завораживающую игру. Мечущийся снег в тяжелых густых сумерках кажется пеной свежего прибоя, бьющего в стекло, налетающего с шумом и звоном на карниз.

– Люблю я зиму! Все ноют – слякоть, темень… А ты на Валдай поезжай! Надышись свежестью, чистотой, сугробами, небом ярким, как в раю. Которого нет… Уеду я, Паш. Кинут мне эти шакалы объедки – и уеду на Валдай. Знаешь, многое передумал. Всю жизнь переосмыслил на этой чертовой кровати!

Голос Бойченко прерывается.

«С такими “объедками” можно и не на Валдай. Можно и в Швейцарии воздухом свежим подышать», – злобно думает Полкан.

Но, сделав скорбную мину, берет давнего друга за руку.

– Ничего, Володя. Мы еще повоюем. Мы еще поднимемся. Не в таких передрягах бывали.

– Кстати, если уж о деле, – вдруг оживляется Владимир Федорович. – Ты пошукай там в интернетах, проконсультируйся с кем надежным – насколько сейчас рынок контактных линз кусается. Мне на прошлой неделе Витька звонил. Ну, тот, что в Азии бизнес толковый наладил с пестицидами. Так вот, он очень уговаривал все это порешать-обмозговать. Может, туда вложиться?

«Вот деляга непотопляемый!» – Супин смотрит на генерального обескураженно и вместе с тем восхищенно.

«Да ты и на линзах империю построишь. Вот только помогать я тебе, друг ситный, не буду. Хватит. Попользовался бессловесным Полканом. Линзы он продавать будет! А я в очках за пять тысяч перетаптываться. Рублей. Дудки!»

– Хорошо, Володь. Это я с радостью, – трясет руку начальника Супин. – Ты, главное, думай о хорошем.

– Ну ладно, что, когда они намерены подписывать продажу компании?

– Ох, дело не терпит, – сокрушенно опускает голову Павел Иванович.

– Что, даже из больницы выйти не дадут?! Осатанели, что ли?!

Голос Бойченко наливается недюжинной силой.

– В пятницу от них приедет сюда человек с документами. Буду я и наш юрист. Выбора нет. Не-ту. Подготовь врачей, – жестко произносит Супин, вставая.

– Ладно, иди. Устал, – машет рукой генеральный и отворачивается от Полкана, которому верит, похоже, не больше, чем «главным бандитам»-законникам.