Поет о Мекке и арабе,

Прозревших лик карельских звезд.

Все племена в едином слиты:

Алжир, оранжевый Бомбей

В кисете дедовском зашиты

До золотых, воскресных дней.

Есть в сивке доброе, слоновье

И в елях финиковый шум, —

Как гость в зырянское зимовье

Приходит пестрый Эрзерум.

Китай за чайником мурлычет,

Никого смотрит чугуном...

Не Ярославна рано кычет

На заборале городском, —

То богоносный дух поэта

Над бурной родиной парит,

Она в громовый плащ одета,

Перековав луну на щит.

Левиафан, Молох с Ваалом —

Её враги. Смертелен бой,

Но кроток луч над Валаамом,

Целуясь с ладожской волной.

А там, где снежную Печору

Полою застит небосклон,

В окно к тресковому помору

Стучится дед — пурговый сон.

Пусть кладенечные изломы

Врагов, как молния, разят, —

Есть на Руси живые дрёмы —

Невозмутимый, светлый сад.

Он в вербной слезке, в думе бабьей,

В Богоявленье наяву,

И в дудке ветра об арабе,

Прозревшем Звездную Москву.

<1918>

324. Медный кит

Объявится Арахлин-град,

Украшенный ясписом и сардисом,

Станет подорожник кипарисом,

И кукуший лен обернется в сад.

Братья, это наша крестьянская красная культура,

Где звукоангелы сопостники людских пабедок и

просонок!

Корноухий кот мудрей, чем Лемура,

И мозг Эдиссона унавозил в веках поросенок.

Бадожок каргопольского бегуна — коромысло весов

вселенной,

10 И бабкино веретено сучит бороду самого Бога.

Кто беременен соломой, — родит сено,

Чтоб не пустовали ясли Мира — Великого Единорога,

Чтобы мерна была жвачка гималайнозубых полушарий

(Она живет в очапе и в ткацком донце).

Много на Руси уездных Татарии

От тоски, что нельзя опохмелиться солнцем,

Что луну не запечь, как палтосу, в тесто,

И Тихий океан не влить в самовар.

Не величайте революцию невестой,

20 Она только сваха, принесшая дар —

В кумачном платочке яичко и свечка

(Газеты пищат, что грядет Пролеткульт).

Изба — Карфаген, арсеналы же — печка,

По зорким печуркам не счесть катапульт.

Спешите, враги — легионов чернильниц,

Горбатых вопросов, поджарых тире,

Развеяться прахом у пахотных крылец,

Где Радужный Всадник и конь в серебре!

Где тропка лапотная — план мирозданья,

30 Зарубки ступеней — укрепы земли,

Там в бухтах сосновых от бурь и скитанья

Укрылись родной красоты корабли.

Вон песни баркас — пламенеющий парус,

Ладья поговорок, расшива былин...

Увы! Оборвался Дивеевский гарус,

Увял Серафима Сарбвского крин.

На дух мироварниц не выйдет Топтыгин,

Не выловит чайка леща на уху...

Я верю вам, братья Есенин, Чапыгин,—

40 Трущобным рассказам и ветру-стиху:

«Инония-град», «Белый скит» — не Почаев,

Они — наши уды, Почаев же — трость.

Вписать в житие Аввакумов, Мамаев,

Чтоб Бог не забыл черносошную кость.