Убить — воскреснуть, и пасть — ожить...

Браду морскую, волосья мира

Коммуна-пряха спрядает в нить.

Из нитей невод сплетет Отвага,

В нем затрепещут стада веков...

На горной выси, в глуши оврага

Цветет шиповник пурпурных слов.

Товарищ ярый, мой брат орлиный,

Вперяйся в пламя и пламя пей!..

Потемки шахты, дымок овина

Отлились в перстень яснее дней!

А ночи — вставки, в их гранях глуби

Стихов бурунных, лавинных строк...

Мы ало гибнем, прибойно любим,

Как злая клятва — любви зарок.

Как воск алтарный — мозоль на пятке,

На ярой шее — веревки след,

Пусть в Пошехонье чадят лампадки,

Пред ликом Мести — лучи комет!

И лик стожарный нам кровно ясен,

В нем сны заводов, раздумье нив...

Товарищ верный, орел прекрасен,

Но ты, как буря, как жизнь, красив!

<1918>

315

Так немного нужно человеку:

Корова да грядка луку,

Да слезинка в светлую поруку,

Что пробьет кончина злому веку,

Что буренка станет львом крылатым,

Лук же древом, чьи плоды кометы...

Есть живые вещие приметы,

Что пройдет Господь по нашим хатам: —

От оконца тень крестообразна,

Задремала тайна половицей,

И душа лугов парит орлицей

От росы свежительно-алмазна.

Приходи, Жених дориносимый, —

Чиста скатерть, прибрана светелка!..

Есть в хлевушке, в сумраках проселка

Золотые Китежи и Римы.

Уврачуйте черные увечья,

О святые грады, в слезном храме!..

У коровы дума человечья,

Что прозябнет луковка громами.

<1918>

316

Миллионам ярых ртов,

Огневых, взалкавших глоток,

Антидор моих стихов,

Строки ярче косоплёток.

Красный гром в моих крылах,

Буруны в немолчном горле,

И в родимых деревнях

Знают лёт и клекот орлий.

В черносошной глубине

Есть блаженная дубрава,

Там кручинятся по мне

Две сестры: Любовь и Слава.

И вселенский день придет, —

Брак Любви с Орлиным Словом;

Вещий гусельный народ

Опочиет по дубровам.

Золотые дерева

Свесят гроздьями созвучья,

Алконостами слова

Порассядутся на сучья.

Будет птичница-душа

Корм блюсти, стожары пуха,

И виссонами шурша,

Стих войдет в Чертоги Духа.

Обезглавит карандаш

Сводню старую — бумагу,

И слетятся в мой шалаш

Серафимы слушать сагу.

Миллионы звездных ртов

Взалчут песни-антидора...

Я — полесник хвойных слов

Из олбнецкого бора.

<1918>

317. Республика

Керженец в городском обноске,

На панельных стоптанных каблуках...

О родина, ужели в папироске

Больше ласточек, чем в твоих полях?

Иль в бумажной кислой манишке,

Озаренье индийской парчи?

В звонкодонных ущельях книжки

Журчат смоляные ключи.

Это олбнецкие сосны,