Как парусу в вёдро, дремотно тебе.

Ой, вороны-сны, у невесты моей

Не выклевать вам беспотёмных очей!

Летите к мурлыке, на теплый шесток,

Куда не заглянет прожорливый рок,

Где странники-годы почили золой,

И бесперечь хнычет горбун-домовой:

Ужели плакида — запечный жилец

Почуял разлуку и сказки конец?

Кота ж лежебока будите скорей,

Чтоб был настороже у чутких дверей,

Мяукал бы злобно и хвост распушил,

На смерть трясогузую когти острил.

6

Весь день поучатися правде Твоей,

Как вешнюю озимь, ждать светлых гостей,

В раю избяном и в затишье гумна

Поплакать медово, что будет «она».

Задремлется деду, лучина замрет —

Бесплотная гостья в светелку войдет,

Поклонится Спасу, погладит внучат,

Как травка лучу, улыбнется на плат:

Висит, дескать, сирый, хозяйке взамен

Повыкован венчик из облачных пен:

Очелье — алмаз, по бокам изумруд —

Трех отроков пещных и ангелов труд.

Петух кукарекнет, забрезжит светец,

В дверях засияет Медостов венец;

Пречудный святитель войдет с посошком,

В пастушьих лапотцах, повитый лучом.

За ним, умеряючи крыл паруса,

Предстанет Иван — грозовая краса;

Он с чашей крестильной, и голубь над ним...

Всю ночь поучаюсь я тайнам Твоим.

Заутра у бурой полнее удой,

У рябки яичко и весел гнедой.

А там, где святые росою прошли,

С курлыканьем звонким снуют журавли.

Чтоб сизые крылья и клюв укрепить,

Им надо росы благодатной испить.

<1916>

7

Хорошо ввечеру при лампадке

Погрустить и поплакать втишок,

Из резной низколобой укладки

Недовязанный вынуть чулок.

Ненаедою-гостем за кружкой

Усадить на лежанку кота

И следить, как лучи над опушкой

Догорают виденьем креста,

Как бредет позад дремлющих гумен,

Оступаясь, лохмотница-мгла.

Всё по-старому: дед, как игумен,

Спит лохань и притихла метла.

Лишь чулок, как на отмели верша,

И с котом раздружился клубок.

Есть примета: где милый умерший,

Там пустует кольцо иль чулок.

Там божничные сумерки строже,

Дед безмолвен, провидя судьбу,

Глубже взор и морщины... О Боже —

Завтра год, как родная в гробу!

<1914>

8Заблудилось солнышко в корбах темнохвойных,

Износило лапчатый золотой стихарь:

Не бежит ли красное от людей разбойных,

Не от злых ли кроется в сутемень да в марь?

Али корба хвойная с бубенцами шишек,

С рушниками-зорями просини милей,

Красики с волвянками слаще звездных пышек

И громов размычливей гомон журавлей?

Эво, на валежине, словно угли в жарнике,

Половеет лапчатый золотой стихарь...

Потянули за море витлюки-комарники,

Нижет перелесица бляшки да янтарь.

Сядь, моя жалобная, в сарафане сборчатом,

В камчатом накоснике, за послушный лен,—

Постучится солнышко под оконцем створчатым,

Шлет-де вестку матушка с Тутошних сторон:

Мы в ответ: «Радехоньки говору то-светному,