– Хотела, да. А что в этом плохого?

– А хорошего что? Ты и так классная девчонка, тебе совсем не обязательно казаться лучше, чем ты есть. Курением, во всяком случае, ты никому ничего не докажешь.

– Это твоё мнение. – Заметила я хмуро.

– Моё. А оно для тебя ничего не значит?

Он уже готов был обидеться. Мне этого вовсе не хотелось, и я постаралась сгладить ситуацию.

– Твоё мнение для меня, пожалуй, самое важное, Виталь. Честно.

– Что-то не заметил. – Чувствовалось, зацепило Виталика всерьёз. – Ты ко мне ещё ни разу не прислушалась, делаешь только то, чего тебе самой хочется.

Ну вот, уже семейные сцены начались – только этого ещё не хватало. После двухдневного знакомства Виталик стал похож на ревнивого мужа-собственника, он считает себя в праве читать мне морали и предъявлять на меня права. Нет, чего-чего, а этого я терпеть не могла! Никто из бывших кавалеров ещё не пытался ограничивать мою свободу, и Виталик исключением не станет!

К счастью, сказать ему грубость я не успела – в этот момент Виталика вызвали к доске. Всё-таки вызвали – не в понедельник, так сегодня, в среду, и он, конечно же, опять не выучил. На этот раз Канарейка его почему-то не спас.

Чтобы лишний раз не терзать себе сердце, наблюдая за душевными страданиями Виталика, я попыталась отвлечься и на какое-то время занялась изучением своих одноклассников. Сперва уставилась на Лену Масловскую – рыженькую пигалицу-вертушку…Интересно, это ее натуральный цвет, или она красится?...Тут же перевела взгляд на Мишу Раскопина, что сидел сзади Лены и время от времени тыркал ее в спину своей авторучкой, пытаясь привлечь к себе внимание…Колян Шилов складывал из тетрадного листка самолетик… А где же Канарейка?...Он же был на первых трех уроках… Неужели снова пропало желание учиться, и Вадика как ветром сдуло из школы?...Жаль. Без него скучно. И даже любоваться некем. Шилов с физиономией колхозника глаз абсолютно не радовал…В кого это он собирается запульнуть самолетик?

Внезапно что-то помешало мне созерцать Шилова. Шестым чувством каким-то я ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Кто-то смотрел мне в затылок и мысленно буравил его изо всех сил. Стало неуютно, не по себе – я невольно огляделась вокруг. Так и есть. Чуть позади, в соседнем ряду сидела Марина Фадеева. Встретившись со мной глазами, она нисколько не смутилась и даже не подумала отвернуться. Только облизала языком ярко накрашенные губы и быстро дунула вверх, на длинную жёлтую чёлку, которая тотчас же подпрыгнула, обнажив гладкий, но довольно-таки широкий лоб. Нервничает? Похоже на то. Усмотрела во мне соперницу? Это, с одной стороны, мне льстит. Какой бы смазливенькой и стройненькой ни была эта крашенная кукла, я, несомненно, была лучшё неё. Во-первых, так густо я никогда бы в жизни не накрасилась – слишком вульгарно, и потом, у окружающих машинально создаётся впечатление, что за этим толстым слоем косметики скрывается нечто чудовищное, что и показать-то жутко.

Я своё естественное лицо старалась не прятать, поэтому макияж наносила лёгкий и почти незаметный для постороннего наблюдателя. Выбирала нежные светло-коричневые тона теней для век, они лишь чуть-чуть подчёркивали мои и без того выразительные глаза – не просто карие, а практически чёрные, как у мамы, такой же экзотической миндалевидной формы. Дополнением к теням служила только тушь. Пара-тройка быстрых мазков – и всё готово, ребята ложатся у моих ног штабелями. Тона помады я тоже предпочитала светлые: розовые, перламутровые, хотя, к смуглости моего лица, безусловно, подходили и более яркие цвета. Брови я не подводила и не выщипывала – природа, слава богу, постаралась дать им правильный изгиб и естественный тёмный цвет, не нуждающийся в усилении колора.

Марине, скорее всего, повезло меньше, чем мне, оттого-то и глаза ей приходилось увеличивать при помощи карандаша, и линию бровей создавать искусственным методом. Ярко-бордовым пятном на белом, нарумяненном лице выделялись губы. Контур их тоже был продуман и нарисован самой владелицей, а не матушкой-природой. Про волосы я вообще не говорю. Блондинкой быть, конечно, красиво и во всё времена модно, однако лично я никогда не решалась проводить над собой подобного рода эксперименты – осветляла время от времени только чёлку, а своему тёмно-русому цвету придавала иногда разные оттенки при помощи щадящей крем-краски. Только и всего. Волосы Марины Фадеевой подвергались издевательствам, я так думаю, не раз и не два. В общем же, со стороны она была похожа на очень миленькую и очень стандартную Барби, и сама Марина, полагаю, об этом знала. Знала она и о том, что я – вполне реальная и опасная конкурентка, поэтому и смотрела на меня сейчас так внимательно и ревностно. Что ж, прекрасно.

Моё безмолвное торжество по поводу собственной внешности слегка приглушилось, стоило мне только перевести свой взгляд на Варвару Канаренко. Вот кто действительно вне конкуренции по всем общим меркам красоты. Слово «красота» само по себе было создано для Вари, даже я не могла этого не признать. Чего стоили одни её роскошные волосы – натуральные, густые, волнистые и неимоверно длинные. Вовек мне таких не отрастить! А глаза?.. Ясные, синие как васильки…Она их, конечно, тоже подкрашивала слегка голубыми тенями и тушью для ресниц, но я нисколько не сомневалась, что Варино лицо и без косметики является пределом совершенства. Об этом можно судить по лицу её брата-близнеца. Ах, Вадим-Вадим, ну какого же чёрта ты всё время приходишь мне на ум? Я же не хочу о тебе думать!

– Ну что, Павлецкий, придётся тебя огорчить. – Отвлёк меня голос географички, полный укора и сожаления. – Садись. И в следующий раз постарайся выучить. Я дам тебе шанс исправить двойку на следующем уроке, в понедельник. Договорились?

– Договорились. – Неохотно согласился Виталик и, взяв с учительского стола свой помеченный парой дневник, поплёлся на место. Он был расстроен, хоть и старался мне этого не показать. Я, сама того не осознавая, огорчилась вдруг не меньше.

– Не волнуйся. – Шепнула я, положив руку на локоть Виталика. – Она же сказала, что даст тебе возможность исправить. К понедельнику выучишь как следует.