–  Да нет же, тебе говорят. Вон в бригаде работает какой-то Гайдар, так тот сплавщик…

Калестин все же его отыскал. А он попросил: «Ты никому ничего не рассказывай здесь: я просто работаю вместе с ними». В бригаде сообщил: «За мной приехал младший брат». Получил заработанное. Устроил отвальную.

А в редакции представил счет: «На проезд, прокорм и квартиру истрачено столько-то… На угощение для изучения рабочего класса - столько-то…» Бухгалтер возмутился. Побежал к редактору. Шацкий рассмеялся, наложил резолюцию: «Оплатить».

Получив командировочные, купил гармошку, запаковал ее в ящик и отправил своим недавним товарищам. А то им без музыки в лесу скучно.

В кабинете Шацкого собралась вся редакция. Рассказал об увиденном и узнанном. А писать ничего не стал. Статья бы здесь не помогла.

И уехал снова. Это была целая серия командировок, когда выдавал себя то за студента, что, увы, далеко не соответствовало действительности, то за стивидора, что отчасти походило на правду, потому что когда потерпел аварию, ткнувшись дном в скалу, французский пароход «Сайд», то он, посланный газетой, ушел на спасательном судне к месту происшествия, вместе с водолазами перебрался на полуразрушенный, частично покинутый экипажем корабль. С помощью француза-радиста отправил в редакцию телеграмму: «Сайд» сидит на рифе серединой. Произведенной отгрузкой для избежания перелома приподнята корма».

Телеграмма была написана латинскими буквами. Для объяснения с радистом припомнил все школьные и самодеятельные уроки французского.

И все же не было в его журналистской практике ничего сложнее и ответственнее того, чем он занимался теперь.

Простая арифметика

Шел пешком в район. По дороге встретил группу крестьян: направлялись за полторы сотни километров на заработки. В первой же конторе лесосплава мужикам с невиданной по тем временам щедростью выдали хлеб, сахар, рыбу, чай, табак, по десятке - деньгами, и все только авансом: на сплаве не хватало людей.

А вечером ему пришлось присутствовать на собрании в Тоемском сельсовете с участием секретаря райкома. Сельсовет должен был дать по меньшей мере 160 человек на Пинегу, где была «заготовлена основная масса древесины». До посева яровых оставалось две недели. И «никто не хотел уходить на далекую Пинегу».

Помещение было набито до отказа. После доклада предрика секретарь райкома сказал, что прямо сейчас надо набрать требуемую рабочую силу. «Сначала он просил, потом настаивал и наконец пообещал применить… меры экономического воздействия, то есть снять с кооперативного снабжения».

Мужики зашумели, достали измятые листы «Крестьянской газеты» и «Бедноты», где рядом с «новым законом о сельхозналоге жирным шрифтом были напечатаны статьи о необходимости увеличивать и улучшать посевную площадь».

Но как бы в ответ кто-то «вытянул» местную газету, где «горячая боевая статья призывала ни в коем случае не допускать недосплава и осушки с таким трудом заготовленного, дорогого леса».

На собрании столкнулись хлеб и лес. О н понимал: со стороны РИКа нужна была большая предусмотрительность, организованность и четкость, чтобы «не дать одному раздавить другое».

Однако не было ни предусмотрительности, ни организованности, ни четкости… В чем же дело? Попробовал разобраться.

«Верхне-Тоемский район, - подсчитал он, - имеет 11 485 га фактически засеваемой площади… Своего хлеба, конечно, не хватает, а кооператив дает с перебоями по норме три-пять кило в месяц на едока. Отсюда желание как можно больше заготовить своего хлеба. Тем паче что в соседних районах купить его негде».

Значит, хлеб нужен. И утверждение, что «в Северном крае главное - это лес, а не хлеб», неточно. А если неточно, то «голым административным нажимом» здесь «многого не добьешься». Надо считать. Нужно думать. И не только о том, что необходимо сегодня, но и о том, что может понадобиться буквально завтра.

Проведя самостоятельное обследование, пришел к выводу: грубейшая ошибка Тоемского РИКа - в некоторых деревнях имелась «избыточная рабочая сила», которую бросили на речонку Тойму, где работы всего на 15–20 дней. Когда ж всерьез понадобилась рабочая сила для Пинеги, «то принялись за всех остальных», то есть за тех, кто охотно пошел бы поработать по соседству на Тойму и справился бы со сплавом за пятнадцать суток, чтобы вернуться к посеву.

А в результате в Тойме хлеб и лес, «вместо того чтобы шагать рядом, озлобленно посмотрели друг на друга». Недоразумение? Случайная ошибка? Он изучает дальше и видит: райисполком ничего толком не сделал «для действительной, а не формальной организации бедноты». Тем более что в этих местах издавна сложились «предпосылки для коллективизации». Люди тут никогда не работали в одиночку. Если человек уходил на сплав, его участок обрабатывал сосед. На следующий год менялись, то есть народ сам издавна нашел разумную форму кооперации, где не сталкивались ни хлеб, ни лес, где существовало товарищество и взаимопомощь. Местному руководству следовало только присмотреться, прислушаться и воспользоваться мудростью и опытом народа.

Проблемы коллективизации занимали его всерьез. Глубокой осенью двадцать девятого посетил недавно возникшую коммуну «Новый путь», посвятив ей очерк, который занял 7 ноября большую половину праздничной газетной полосы.

Живя в коммуне, посмотрел все: как работают, сколько инвентаря, что едят, как решают свои вопросы.

Ели по трудным тем годам хорошо: каждый день щи с мясом (в обед и на ужин). Кроме того, каши, треска, чай, сахар, хлеб (по килограмму на едока). Стоимость же всего питания - шестьдесят копеек на человека. Столько же стоил самый посредственный обед в столовой. «Выгоды общего стола, - замечал, - несомненны».