Вспоминается еще рассказ

...Женщина жила в Севастополе, городе у моря, когда пришли фашисты. Они разрушили Севастополь. Когда последний защитник оставил город-герой, вместе с ними, с последними, ушла и женщина. А уходя, захватила с собой кошку. Все, что у нее оставалось. И вот она шла через Крымский полуостров под раскаленным крымским солнцем и несла в хозяйственной сумке кошку. И наверное, вта кошка помогла женщине дойти до места.

...Белорусская девочка потеряла родителей. Она переходила фронт к своим. Ее вела собака-овчарка. Собака шла впереди. И когда они наткнулись на вражескую засаду, собака, глухо зарычав, успела предупредить девочку, а сама погибла. Девочку нашли партизаны. Она плакала и не хотела уходить от своего мертвого друга.

Живое тянется к живому... И если к вам когда-нибудь пристанет чужая собака и попросит вашей помощи, не прогоняйте ее.

Веселые куры

Что случилось с курами? Почему они кудахчут, как оглашенные? А петух, а петух?! Он же но. ногах не стоит!!! Побежал — споткнулся и упал, вскочил, снова побежал — и опять упал... Налетел на одну из куриц, принялся клеваться, да так, что бедная пустилась от него бегом, а он накинулся на другую...

Ну чисто пьяный мужик, шары себе налил и куражится, хоть полицию вызывай,— заметила бабушка. Она по старой памяти все еще говорила «полиция», хотя у нас уже давно была милиция. А «шары» на бабушкином языке обозначали глаза. «Шары налил» — значит напился пьяным и стал безобразничать.

В кутузку его, в кутузку! — И петуха действительно заперли одного в курятнике, как нашкодившего пьяницу.

У нас поочередно жили куры, кролики, козы и прочая домашняя живность. Кур было около десятка. Двух или трех держала бабушка, остальные находились на попечении мамы. Летом куры жили во дворе под навесом, а зимой в кухне под лавкой, где отец устроил для них сезонное жилище — длинную узкую клетку. Конечно, курам было тесновато под лавкой, но они терпеливо отбывали свое заключение и даже несли понемногу яйца.

Вся штукатурка на стене около лавки-клетки была обклевана. Как объяснила мама, в пище, видимо, не хватало вещества для образования скорлупы, и куры старались сами помочь себе, расклевывая и глотая штукатурку.

Действительно, зимой скорлупа на яйцах была очень тонкая, а раз одна пеструшка снесла яйцо совсем без скорлупы, в одной тонкой полупрозрачной пленке, как в мешочке.

Тогда не было ослепительно белых леггорнов, огненно-красных родайлендов, но обыкновенные крестьянские пеструшки мне казались даже красивее. Или в детстве все кажется красивым?

Кстати, куры вовсе не такие мирные, безобидные птицы, как обычно принято думать. Как-то поздней осенью мама купила на рынке курицу-молодку. Курица предназначалась в суп, но маме стало жалко ее, и после некоторых размышлений она решила подсадить новокупку к старым курам под лавку.

Бабушка ощупала курицу и сказала, что та с яйцом и резать ее просто грех. Это спасло жизнь молодке, но ненадолго.

Сначала курица билась в клетке — искала гнездо. Снесла яйцо и успокоилась. Старые куры не очень любезно приняли новенькую, пытались затеять драку, но мама быстро навела порядок с помощью веника.

Ночью нас разбудило громкое кудахтанье. Через минуту у куриного жилья собралась вся наша семья: событие, которое там произошло, стоило прерванного сна. Во всяком случае, я больше никогда не видел ничего подобного.

Куры заклевали молодку. Да как! С какой удивительной, я бы сказал, расчетливой жестокостью и беспощадностью!

Все враз они накинулись на нее и принялись клевать. Что она могла поделать одна против десяти? Чтобы прекратить мучения бедняжки, пришлось ее немедленно прирезать. С тех пор я не считаю кур тихими, безответными существами.

Вообще-то кур считают глупыми птицами, но я бы этого тоже не сказал. Просто мы сами, мы —- люди, оглупили их

Раз осенью пеструшек запоздали пересадить со двора в кухню. Ночью ударил морозец, и петух сильно поморозил лапы. Потом, уже сидя в кухне, он долго болел, не принимал пищу, даже иногда негромко, по-птичьи, стонал от боли. Два пальца на лапах почернели и отвалились, на других облезла кожа. Петух все же выздоровел. Но он теперь плохо держался на седале (у нас говорили не «ыасест», а «седало») и летом, на прогулках, выбирал себе местечко где-нибудь пониже, на куче старого мусора или на досках, а в клетке под лавкой сидел прямо на полу.

Несмотря на увечье, петух держался молодцом. Следил за порядком в курином стаде, не подпускал никого из посторонних. Найдет червяка — зовет подружек, сам не клюет, им отдаст, а потом, по- керкивая, с важным видом прогуливается около. Смотрите — мол, вон я какой! Настоящий хозяин и мужчина!

Это был красивый петух: крупный, с большим красным гребнем и серьгами и длинными изогнутыми перьями на хвосте. Где-то я вычитал, что в Японии выращивают, специально для украшения императорского диорца, петушков с хвостами в несколько десятков метров длиной. Мне мой петух казался самым великолепным на всем белом свете. Самое главное, это был храбрый петух! Ни одна кошка не смела подкрасться к наседкам, когда он находился поблизости. Да что кошка — даже я боялся нашего петуха! Стоило подойти поближе, переступить какую-то невидимую черту, которую определял сам петух, когда кокетливо ударяя ногой о землю и слегка опустив крыло, как галантный кавалер, крутился около очередного предмета своих ухаживаний,— как, забыв про ухажерство, он немедленно бросался в атаку. Клеваться умел больно- пребольно