– А эклеры? – спрашивает он, отводя взгляд.

– Эклеры? – Бабушка прищуривается. – И никаких подоконников?

– Никаких.

– Так и быть.

Внук улыбается. Она, конечно, думает, что из-за эклеров. В общем-то, из-за них тоже. Эклеры в кондитерской напротив универмага. За ними стоит очередь минут на двадцать. Так что времени выгадал предостаточно. Можно просто пошататься по двору, можно махнуть на пруд посмотреть на улов рыбаков, можно к футбольному полю: там матчи посерьезней, чем у пацанов на площадке. А можно в канцтовары заглянуть и поглазеть на маленький глобус. Он дорогой. Мама спрашивала, что ему подарить на день рождения, но он не решается попросить. Купит, а потом ночью станет шептать бабушке:

– Займи у Горячевых до зарплаты.

Бабушка будет вздыхать:

– Опять?

А Мишка в кровати покраснеет и почувствует себя виноватым. Так уже было. С коньками и с собранием сочинений Жюля Верна. Мама потом три месяца была какая-то хмурая и напряженная, бабушка вздыхала, а он и коньки забросил, и к Верну долго не притрагивался.

Хлопнула дверь. Бабушка ушла. Мальчик сдернул с шеи шарф. Подумал, что можно и к школе рвануть, встретить верного дружка Даньку Шмытько и с ним пуститься в дальнейшие приключения. Но мысль быстро отпала: у школы можно и на классную наткнуться, и на завуча, а то и на директора. Тогда вечером будут охи, стоны и разговоры о его никчемности, безалаберности и ненадежности.

Мишка сгонял к пруду, полюбовался на карасей в ведре у сапожника – дяди Васи. Потом недолго, минут десять, посопел в канцтоварах над глобусом, тыча пальцем то в Боливию, то в Египет. Постоял у витрины спортивного магазина, рассматривая велосипед – совсем несбыточную мечту, – и надумал возвращаться домой. Бабушка может и фуги проверить – с нее станется. Сразу поймет, что он не думал играть. И результат все тот же – охи, стоны, разговоры.

Почти подбежал к дворовой калитке, когда дорогу перегородила группа мальчишек.

– Торопишься? – ухмыльнулся Петька Колесников – хулиган и задира, предводитель местной шпаны.

– Тороплюсь. – Мишка попытался было ускользнуть. Признался ведь, что торопится, вот и продолжает, а вовсе даже не трусит. Ну, нисколечки. Разве совсем чуть-чуть. Самую малость. Так, что коленки дрожат, руки трясутся и из глаз вот-вот брызнут слезы. И только. А как сдержаться, если Петькин дружбан – Степка Подрезкин, – здоровый бугай в два раза больше и толще Мишки перекрыл своей тушей дорогу и отрезал пути к отступлению?

– Задержаться придется, – пообещал мальчишка и смачно плюнул прямо на Мишкины потрепанные сандалии.

– Чего мне задерживаться? – хорохорился тот. – Бабушка дома ждет.

Противники заржали.

– Бабушка ждет, волнуется.

– Дома сидит, все глаза в окно проглядела.

– Тарелочку с супчиком уже на стол ставит, хлебушек режет.

– Видели бабаньку твою, – сообщил Петька, ядовито усмехаясь. – На троллейбусе куда-то отчалила. Нехорошо врать.

Мальчик втянул голову в плечи и заранее попросил прощения у бабушки. Права она, ох, как права: за руку в школу, за руку из школы. Гулять только во дворе под присмотром. Вот ослушался, и что получилось?

– Так пришла уже, наверное, – попытался выкрутиться.

– Ага. Прилетела, – пихнул в спину Степка.

– Ты давай небылицы-то не сочиняй, – посоветовал задира. – Монету гони и чеши отсюда.

Мишка нервно сглотнул.

– Чего вылупился-то? Деньги давай и проходи. У нас теперь, как в автобусе, проход платный.

– Нет у меня, – тихо сказал мальчик.

– Как это «нет»? – Петька придвинулся ближе.

– Нет и все.

– Не-е-ет? – Тон стал угрожающим. – А чего ж ты на глобус пялился, да у великов обтирался?

– Посмотреть, что ли, нельзя? – хорохорился из последних сил.

– Нет, – хохотнул Петька. – На них кататься надо, а не разглядывать. Так что отдавай деньги, враль.

– Я не враль. У меня правда нет. – Мишка услышал свой голос, что звучал жалобно и плаксиво. Стало противно, но справиться с возрастающим страхом не удавалось.

– А мы ща проверим, – пообещал Петька и мотнул Степке головой.

Мишка почувствовал тошноту, и головокружение, и слабость, и решил, что сейчас упадет, но в этот момент Степка схватил его и оторвал от земли, перевернув вверх ногами. Мальчик ощутил себя Буратино. Только в отличие от деревянного человечка у него во рту не было ни одного золотого. Вообще нигде не было. Степка потряс его и бросил на землю. Тот больно ударился и скатился в канаву.

– Не звенит, – разочарованно протянул хулиган.

– Нет, – согласился Петька и добавил: – Нехорошо.

– Ужасно. Паршиво. Куда это годится? – заголосили прихлебатели.

– Не дело это, пацан, пустым ходить и с товарищами не делиться! – Предводитель навис над лежащим Мишкой. – Мы жадин не любим. Их учить надо. Поучим, пацаны?

– Поучим!

– А то!

– А как же!

Душа ушла в пятки. Мальчик приготовился к боли и к позору. В том, что предательские слезы сдержать не удастся, не сомневался: они уже застилали глаза. Он зажмурился изо всех сил и услышал свист занесенного над ним кулака. Но удара не последовало. Вместо него раздался окрик: