Я послушно улыбнулась.

– Она так сказала? – переспросила я.

– Стоя на том самом месте, где сейчас ты стоишь, – ответила Сэл.

– И тело так и не нашли, – подытожила я.

– Нет. Их видели, когда они поднимались по трапу, а потом были танцы и выпивка. Они не общались с другими пассажирами – на самом деле не хотели. Это же была их годовщина. Так романтично. Они даже надели свои свадебные наряды. В газетах об этом написали. Настоящая тайна. После полуночи, где-то в районе Порт-Далхаузи председатель сказал капитану, что, кажется, его жена упала за борт. Слишком много выпила, по всей видимости. Капитан никому ничего не сказал… не хотел тревожить пассажиров. Так он говорил журналистам: не хотел расстроить других пассажиров. Если хочешь знать мое мнение, он просто не хотел плохих новостей. Он поплавал кругами в темноте – поисковые огни и все такое, но ее так и не нашли. Ни следа.

– Ничего, – подтвердила Сэл. – Я помню, как утром прибыли воздушные войска: корабли, вертолеты. Бесполезно. Это говорили по радио.

– Конечно, бесполезно, если она все это время была в дымоходе, – сказала Мардж, глянув на меня с таким видом, как будто у нас с ней великий общий секрет.

– А вторая миссис Рейнсмит? – спросила я. – Дорси?

– Он знал ее много лет, – сказала Сэл, бросив на Мардж странный взгляд. – Они познакомились в медицинской школе.

– Говорят, она стала ему большим утешением, когда он понес утрату, – добавила Мардж.

– Кто говорит? – уточнила я.

– Ну, она говорит, – призналась Мардж.

В моем мозгу, словно летучая мышь, порхнула тень. Как могла Дорси, мисс Надменность собственной персоной, вступить в разговор с кем-то вроде Мардж, скромной служанки из прачечной?

– О! – удивленно сказала я. – Она тоже приносила свое белье?

– Нет, – ответила Сэл.

– Ну, один раз, – неохотно произнесла Мардж. – У нее было платье, довольно дорогое. Чистый шелк, гладкий, словно поверхность озера. Купила его в «Либерти» в Лондоне. Я ей сказала, должно быть, она отдала за него руку и ногу. «Больше, – ответила она. – Намного больше». Я помню, как она это говорила.

– И?

– Несчастный случай. Ее вызвали на аварию. Машина слетела с дороги. Она испачкала его кровью. Позвонила мне домой и спросила, могу ли я помочь. По-дружески. Дала мне десять долларов. О, не надо так на меня смотреть, Сэл. Я поделюсь с тобой, если уж тебе так хочется.

– Постойте, – сказала я. – Это было уже после того, как она вышла замуж за председателя?

– Нет, до того. Примерно за год. Я все-таки поделюсь с тобой, Сэл.

– До или после бала изящных искусств? – спросила я, и мое сердце забилось.

– После, – ответила Мардж. – Сразу после него.

– Благодарю, – сказала я. – Вы обе очень мне помогли, и я позабочусь, чтобы вас наградили.

Мардж засияла, и хотя Сэл отмахнулась, я знала, что в глубине души ей было приятно.

– Могу я задать один последний вопрос?

– Вперед, – сказала Мардж.

– Как так получилось, что вы были знакомы с Дорси Рейнсмит до того, как она вышла замуж за председателя?

– Ну, она входила в совет попечителей, – объяснила Мардж.

Моя голова кружилась от невероятного количества возможностей, вспыхивающих фейерверком и разлетавшихся во всех направлениях.

Является ли Райерсон Рейнсмит членом Гнезда? А Дорси? А Франческа?

Что, если смерть Франчески была официальным актом под прикрытием? Казнью?

В курсе ли мисс Фолторн?

Или мотивы еще более отвратительны? Что-то вроде историй в духе леди Чаттерли, которыми зачитывалась Даффи и которые казались мне чрезвычайно нудными?

У меня будет достаточно времени хорошенько над этим поразмыслить. Я внезапно начала ощущать свои руки, и это значило только одно: пора прощаться и грациозно – или по крайней мере, с достоинством – уходить.

Доггер однажды сказал мне: «Ваши руки знают, когда пора уходить».

И он был прав: руки – это канарейки в угольной шахте. За ними надо внимательно наблюдать и слушаться их. Легкие движения требуют внимания, а когда не можешь найти им места, надо уносить ноги.

Я одарила Мардж и Сэл благодарной улыбкой и направилась к дверям.

– О, кстати, – окликнула меня Мардж, – попроси Фицгиббон забинтовать тебе палец, похоже, ты порезалась.

– Редакцию новостей, – прошептала я в телефонную трубку. – Уоллеса Скрупа.

Я пряталась в тени в задней части вестибюля, надеясь, что моя темная школьная форма сливается с панелями. Было еще рано, завтрак уже закончился, до уроков было еще далеко, и складывалось такое впечатление, что внезапный отъезд мисс Баннерман набросил незримую пелену на мисс Бодикот.

Царило необычайное молчание: отсутствие радостных и юных голосов. Воздух казался вакуумом.

– Скруп. – Голос Уоллеса хорошо был слышен в телефонной трубке.