— В моей жизни скоро произойдут большие перемены, — сказала она.

— Нечего ломиться, все равно не пущу. И мне плевать, кто там.

Я снова заколотил в дверь Гуннара. Будь на моем месте более благоразумный человек, чем я, он удовлетворился бы поцелуями Кирстен и ушел, уверяя себя, что Гуннар — не его проблема, но у меня инстинкт самосохранения отсутствует. Я всегда действую по принципу «что-то на сковородке не сильно печет, перехожу на открытый огонь». Должно быть, в предыдущей жизни я был Енотом — Жертвой Аварии.

Я опять постучал. На этот раз никто не ответил, но я услышал, как щелкнул, отпираясь, замок. Я распахнул дверь. Гуннар лежал на кровати лицом вниз с подушкой на голове, как бы прячась от внешнего мира. Вот это ловко. Когда успел? Ведь всего секунду назад он отпер замок. Должно быть, развил скорость света, чтобы впечатлить меня картиной безысходности.

Я уселся на стул около письменного стола, понимая, что долго оставаться под подушкой Гуннар не может — в конце концов ему понадобится вдохнуть. Так и случилось. Он выпростался из-под подушки, коротко взглянул на меня и тут же отвернулся в другую сторону.

— Пошел вон.

Ага, как же. Если б ты хотел, чтобы я ушел, не стал бы отпирать замок.

Я сказал ему то единственное, что мог сказать в сложившихся обстоятельствах:

— Мне жаль, что ты не умираешь.

Он вскинулся и обернулся ко мне. Вид у него был оскорбленный.

— Кто говорит, что не умираю? Ну и что, что диагноз от доктора Гигабайта? Это еще не значит, что он неправильный.

— Тогда у моей сестры проказа.

Гуннар не выказал ни малейших признаков замешательства, из чего я заключил, что, наверно, в какой-то момент доктор Гигабайт выставил этот диагноз и ему.

— А к настоящим врачам ты ходил? Что они говорят?

— Плевать мне, что они говорят. «Просвещенный человек сам знает, что происходит с его душой и телом».

— Это чье высказывание? — осведомился я.

Он немного подумал. Потом сказал:

— Далай-ламы.

— Чушь, ты это только что выдумал.

— Ну и что?!

И тут меня осенило:

— Да ты все их выдумал сам! — Произнося это, я уже понимал, что догадался верно. Ну кто может держать в голове такое множество «мудрых мыслей», подходящих к любому случаю жизни? — Никто из этих людей ничего подобного не говорил. Что, скажешь, неправда? Все твои «цитаты» — фейк!

Он уставил взгляд в подушку, которую держал в руке, и пару раз яростно двинул по ней кулаком, словно взбивая тесто.

— Это еще не значит, что они не могли такого сказать, — пробубнил он.

Я захохотал. Может, не стоило бы, но ведь и вправду было смешно. Гуннару мой смех не понравился. Он вскочил и подлетел к двери.

— Убирайся! Сейчас же!

На этот раз, думаю, он не прикидывался.

— Ладно, как бы то ни было, я действительно рад, что ты не помираешь. — Я встал и пошел к двери. — А твои родители знают, что ты одурачил всю школу?

— Никого я не дурачил, — буркнул он. — Моя жизнь кончена. Умираю я на самом деле или нет — вопрос чисто технический.

Я не успел спросить, что он хотел этим сказать — Гуннар захлопнул дверь между нами.

На следующий день, в пятницу перед долгожданными рождественскими каникулами, меня снова вызвали к директору. На этот раз в его кабинете были гости — мужчина и женщина в дорогих деловых костюмах. При моем появлении оба встали. Я вздрогнул — так вздрагиваешь, когда смотришь ужастик, а в кадр вдруг впрыгивает кошка.

— А! — воскликнул директор Синклер. — Вот тот молодой человек, о котором я вам говорил.

Я пожал руки гостям, но имена пропустил мимо ушей, потому что мой рассудок все еще переваривал тот факт, что они говорили обо мне. Я не сомневался, что женщина — новый старший инспектор нашего школьного округа.

— Энтони инициировал общешкольную акцию, направленную на то, чтобы дать надежду смертельно больному товарищу.

— Гм... ну да... — промямлил я, глядя куда угодно, только не на моих собеседников. — Забавно, что вы об этом упомянули...

— Я полностью в курсе, — произнесла инспектор. — Хорошо, если бы таких учащихся, как вы, было побольше!

Я чуть со смеху не покатился.

— Если вы не возражаете, — сказал мужчина, — мы бы тоже хотели пожертвовать время.

Зовите меня слабаком, но я не нашел в себе мужества рассказать им правду о Гуннаре и его «болезни». Я попытался было, но слова намертво застряли у меня в глотке, приклеившись к гландам, как колония стрептококков.

— Конечно, почему нет, — пробормотал я и вытащил из рюкзака два бланка. Они заполнили их, подписались, директор заверил. После этого мистер Синклер присел на угол своего стола (типа «я хоть и директор, но мы с тобой друзья-приятели») и сказал: