И только было Андрей Палыч хотел вздернуть флажок, как на стоечную вскочил запыхавшийся Цыган и молча протянул ему потрепанный, в жирных пятнах лист бумаги.

Андрей Палыч посмотрел на бумажку, на жарко дышавшего Цыгана и, осторожно отстраняя бумажку, негромко сказал:

— Спрячь, Афанасий Матвеич... Подумай еще как следует... Вернемся с моря — тогда и поговорим... А то, может, опять раздумаешь...

— Да новое заявление напиши, — сурово добавил Лешка, — а то не бумажка, а вроде тряпка какая-то.

Цыган исподлобья поглядел на Лешку, на Андрея Палыча, на Василия.

— 3... з-значит, отк... отк-казываете? — спросил он, страшно заикаясь.

— Нет, тебе не отказывают, — ответил за всех Василий, внимательно следя за разволновавшимся Цыганом. — Обдумай как следует, реши окончательно — и примут. А пока один поработай... и подумай.

— Т... т-точно п-п-примете, ежели ок... ок-конча-тельно н.. н-надумаю? — спросил Цыган и, получив утвердительный ответ Василия, с облегчением вздохнул, вытер катившийся по лицу пот.

Андрей Палыч ловким движением потянул шнур, вскидывая флажок на мачту.

Красная лента флажка, словно пламя, забилась под ветром.

Сенька и Антон вскинули флажки на своих судах.

— Выходим в первую колхозную весеннюю путину, товарищи! — радостно возвестил Андрей Палыч и, сняв картуз, высоко поднял его.

Ловцы на судах, рыбачки на берегу ответили ему дружными возгласами одобрения, хлопками в ладоши.

Следом раздались троекратные выстрелы — салют ловцов из охотничьих ружей. Лешка стрелял из именного нагана.

Заиграла гармонь, другая, третья, поднялся шум, рыбачки и дети потянулись к судам — прощаться с мужьями, отцами, братьями. Ловцы спрыгивали на берег, обнимали жен, целовали детей.

— По места-а-ам! — громко скомандовал Лешка и в последний раз с тоской посмотрел вдоль протока: не возвращается ли с маяка Глуша.

По протоку бежали косматые водяные валы — один за одним, нагоняя друг друга, рассыпаясь в кипучей пене.

Попрощавшись с Андреем Палычем, Василием и Буркиным, Лешка выждал, пока они сошли на берег.

— Тронулись! — приказал он и встал за руль. Загремела якорная цепь, и когда был поднят якорь, ловцы шестами отодвинули стоечную от берега.

Следом за стоечной Лешки стали сниматься с якорей и другие суда колхозной флотилии.

— Через недельку прикатим с председателем к вам на помощь! — пообещал уезжавшим ловцам Василий, беспрерывно махая картузом. — Наладим вот как следует речной лов — и прикатим!

На протоке показалось несколько бударок и куласов. Речные ловцы, услышав выстрелы-салюты, спешили к Островку, чтобы проводить товарищей в море.

Первым подкатил к поселку на своем куласе дед Ваня. Стоя в корме, он снял шапку и, будто зрячий, внимательно оглядел колхозную морскую флотилию.

— Богатой путины, сынки! — сказал он ловцам. — Счастливо вам воротиться!.. Особо желаю Лексею Захарычу — нашему герою!

— Спасибо, дедок! Спасибо! — растревоженно откликнулся Лешка. И тут же подумал: «Рассказать бы ему про Глушу... Он понял бы... А может, и заехал бы на маяк, навестил ее, напомнил бы обо мне...»

— Эх-ма, совсем забыл, Лексей Захарыч! — торопливо крикнул дед Ваня и сунул руку за пазуху. — Письмо тебе есть. Почтальон сейчас проездом передал. Московское, слышь, письмо! — И он перекинул длинный белый конверт на стоечную Лешки.

Лешка поднял конверт, поглядел на него и, довольный, улыбнулся. Быстро пробежав письмо, он радостно сообщил Андрею Палычу, Василию и Буркину, которые шагали по берегу вровень с идущим по протоку Лешкиным судном:

— Климент Ефремович пишет: письмо мое получил, поздравляет нас с большой победой — с артелью. — У Лешки захватило дыхание, и он торжественно воскликнул: — А еще желает нам доброй-предоброй путины!

Весть о московском письме быстро облетела берег. Люди устремились к отходившей все дальше и дальше стоечной Лешки, просили его на минуту задержаться, прочитать письмо.

Но читать письмо было уже поздно — стоечная далеко отвалила от берега.

— Андрей Палыч расскажет о письме! — крикнул Лешка людям на берегу, охваченным радостной вестью.

Видя, что встречный ветер с моря задерживает движение судна, он предложил ловцам:

— Рейнем, ребята?

— Рейнем! Рейнем!.. — весело подхватили Коляка и Яков Турка, с трудом продвигавшие шестами стоечную вдоль берега.

Ловцам нипочем и встречные морские ветры, если они только не штормовые. Ловцы так искусно направляют огромные косые паруса, что суда быстро мчатся и против ветра.