Она снова, пошатываясь, зашагала к поселку.

— Глуша, постой! Постой, говорю!

Глуша опять безотчетно остановилась, машинально глянула на проток: там, у лошади, сгрудились ловцы и о чем-то громко говорили с Костей Бушлаком.

— Глуша!

Лешка-Матрос, как и всегда, восторженно улыбался.

— Послушай! — восхищенно кричал он. — Послушай!..

Он козырем подошел к Глуше и, хлопнув ее по плечу, сказал:

— Поезжай на маяк, батька дожидается...

Глуша недоверчиво посмотрела на него.

— Чего уставилась? — и Лешка снова хлопнул ее по плечу.

У ловца было розовое, брызжущее смехом лицо, — оно всегда сияло радушной, приветливой улыбкой.

— Бери у кого-нибудь лошадь да кати на маяк, говорю!

Сердце у Глуши радостно зачастило.

— А еще чего скажешь, Лешенька? — и она в беспокойстве шагнула к нему.

— Еще?.. Суженый вот еще твой перед тобою, — Лешка щеголевато подтянулся. — Забываешь только ты меня... И батька твой забывает...

Глуша дрожала, догадываясь, что ловец что-то утаивает от нее.

— Леш... родной, — она теребила его за рукав. — Скажи правду, Леш...

На секунду помрачнев, он недовольно проронил:

— Митька на маяке... С относа вырвался...

И, снова засияв улыбкой, тихо попросил:

— Не езди туда... Оставайся здесь, поговорим с тобой... Что тебе Митька? А я — суженый... Потолкуем по душам...

Глуша хотела что-то сказать, но вдруг, вздернув с боков юбку, пустилась бегом по улице.

— Ах, ты!.. — и Матрос нетерпеливо затыкал ногой-протезом в снег. — Вот ведь какое дело!

Он долго и грустно смотрел вслед убегавшей Глуше.

— Ну и ну!.. — ловец покачал головой. — Раньше на Мотьку меня променяла, а сейчас вроде на Митрия меняет...

Глуша бежала и думала:

«У кого же взять лошадь?.. Что с Митей? Напрасно не расспросила я Лешку. А Васька где?.. Не посмеялся ли надо мной Лешка? Не набрехал ли о Мите?.. Нет, не должно быть... А где же лошадь достать? Где?.. К Лешке еще забежать надо, узнать подробно... И к Насте надо...»

Завидев депутата сельсовета, Глуша бросилась к нему.

— Андрей Палыч, наряди, пожалуйста, побыстрей очередного на поиски Митрия и Василия! — умоляюще попросила она. — Я сама поеду! Лешка говорит, на маяке вроде они.

— Казак — на маяке, — глухо подтвердил Андрей Палыч. — А вот Василия — в относ, видать, угнало... — Помедлив, он сказал: — Наряжу тебе очередного, но с условием: заедешь в сельсовет и передашь мою бумажку о Василии. Иди к Дойкину и скажи: приказал, мол, депутат сельсовета дать лошадь. Так и говори: приказал!..

Когда Глуша вошла во двор Дойкина, из конуры, что была подле калитки, высунул страшенную морду Шайтан. Он глухо зарычал и выполз на волю; на нем была грязно-серая, длинная, в клочьях, шерсть, она шматками свисала с живота и волочилась по земле.

Глуша в тревоге посмотрела на толстую ржавую проволоку, которая тянулась от калитки в конец двора; по этой проволоке на цепи Шайтан громыхал по ночам, не давая покоя не только соседям, но и самым дальним жителям поселка.

Разгуливая по двору, окруженному, точно крепость, отменной стеной из шелевки, пес хрипло рычал, проволока вместе с Шайтаном беспрерывно скрежетала.

Пес надежно сторожил дойкинское добро — прочные, на замке, сетевые амбары и рыбные, в земле, выхода.

Пробираясь по-над стенкой застекленного коридора, Глуша видела, как у конюшни распрягали Рыжего сам Алексей Фаддеич и Шаграй.

— Стой, ш-шорт! — кричал на коня Шаграй, поддерживая его и пытаясь снять шлею. — Уй, какой, ш-шорт!

Рыжий, только что вернувшийся один, без ловцов, с моря, истощенный и надорванный, безнадежно валился с ног.

«Это та самая, — мелькнула у Глуши мысль о лошади, — что бросила Митю с Васькой... А может, они бросили ее?..»

Рыжий беспомощно свесил голову; вся сбруя на нем обмерзла, и ее никак нельзя было отодрать от обледенелой шерсти.

— Алексей Фаддеич! —окликнула Глуша.

Не оглядываясь и продолжая отдирать от хомута примерзшую гриву, Дойкин едва слышно пробурчал:

— Чего надо?

— Мне бы лошадь на часок...

— Одну вот попортили... — Дойкин помолчал, а потом в сердцах добавил: — Нет лошади! Не дам!

— Депутат сельсовета велел... Очередь ваша...

— Пусть он наряжает свою кобылу! — и Дойкин крепко выругался.

Был он крупный, жирный; ватная фуфайка туго обхватывала его плотное туловище.

— Я же, Алексей Фаддеич, хочу на поиски Митрия и Васьки ехать. — И вдруг голос Глуши зазвучал тверже, требовательней: — А они на тебя ловили, и ты должен дать лошадь на поиски!