Ловец долго стоял у косяка, жмурясь от яркого, с огоньками, снега. Ему припомнилось, как года полтора тому назад — еще до связи Глуши с Дмитрием — она однажды пожалела его и целый вечер провела с ним... И Лешка после этого стал особенно настойчиво добиваться перед маячником своего суженого, обещанного счастья. Глуша как будто тоже против ничего не имела. Но тут заявился из Красной Армии Дмитрий Казак и перевернул все вверх дном.

Матрос встревоженно, жарко дышал...

Как он вошел в горницу и когда заявился Костя со своей матерью, Лешка не помнил.

Очнулся он только теперь, сидя за столом и жадно глотая пельмени.

Андрей Палыч ел по-обычному молча, медленно.

Евдоша то и дело подкладывала гостям горячие пельмени, подливала бульон.

— Ешьте, ешьте, — приговаривала она. — Ешьте, милые.

Окончательно придя в себя, Лешка чему-то хмуро усмехнулся и, взяв бутылку, налил в стопки водку.

— Выпьемте, что ль! — И он высоко поднял стопку.

— Не могу больше, — скуластая, с узкими щелками глаз, Татьяна Яковлевна отодвинула стопку на середину стола.

— А вы пейте, на нас не смотрите, — и Евдоша снова принялась подкладывать гостям пельмени.

Лешка чокнулся с Андреем Палычем и Костей, рядом с которым сидела Зинаида, и они втроем разом запрокинули головы. На чисто выбритой шее Кости, когда он пил водку, выпирал большой кадык.

— А вы чего не пьете? — обратился Лешка к рыбачкам.

— С нас и того довольно, что выпили, — Татьяна Яковлевна подсела ближе к Евдоше.

Когда Костя заговорил шепотом о чем-то с Зинаидой, рыбачки многозначительно переглянулись и, улыбаясь, потупили взоры.

Евдоша опять и опять потчевала гостей пельменями:

— Кушайте, милые... Кушайте на здоровье... еще подложу...

Первым вышел из-за стола Андрей Палыч. Остановившись у окна, он негромко заговорил:

— Плохи наши дела... Что будем делать дальше, и не знаю... А из беды выкручиваться как-то надо...

Лешка молча свертывал цыгарку. Задумчиво глядя в окно, Андрей Палыч все говорил:

— Беда, большая беда накрыла нас... Выход искать надо...

Ему хотелось сказать очень многое, но речь, как и всегда, у него не ладилась, нужные слова во-время не приходили, — поэтому Андрей Палыч говорил неторопливо, с перерывами.

— Беда... — И он стал медленно прохаживаться по горнице. — Выход искать надо... Выход!..

Рыбачки, поглядывая в сторону Кости и Зинаиды, едва слышно разговаривали.

— А Коляка-то ожил, — шептала Евдоша. — Сказывают, не относ его попортил и не шурган, а вроде Турки подо льдом протащили...

— Слышала, слышала я, — кивала головой Татьяна Яковлевна. Щуря узкие, слегка раскосые глаза, она вдруг тяжело, печально вздохнула: — Где-то теперь наш Вася Сазан... Не дай бог, ежели в открытом море...

И рыбачки, глядя в угол, где висела икона Николы-чудотворца, которого почитали за покровителя ловецкого племени, неторопливо перекрестились.

Андрей Палыч, заложив руки за спину, не спеша двигался по горнице.

— Выкручиваться как-то надо. Что-то делать надо!..

Костя просматривал газеты, которые передал ему Андрей Палыч; газеты были старые, они приходили в Островок раз-два в месяц целыми пачками. Рядом с Костей сидела Зинаида, она задумчиво вышивала кисет.

— Читай, Костя, читай, — говорил Андрей Палыч. — И думай, что к чему.

Лешка непрерывно тянул цыгарку, выпуская густые сизые клубы дыма.

Андрей Палыч стоял у окна и попрежнему задумчиво повторял:

— Выход нам надо искать.. Беда...

— Есть выход! — неожиданно заявил Лешка.

Он отстегнул ворот рубахи, из-под которой была видна его расцвеченная темной синью татуировки белая грудь.

— Есть выход! — повторил он, поднимаясь из-за стола. — Да, есть! Кончал их базар!

Матрос взмахнул рукой и возмущенно выкрикнул:

— За жабры надо тряхнуть Краонощекова и Дойкина — и баста! Жить мешают!.. И партия о наступлении на них говорит, — читали же мы сейчас статью Сталина «Год великого перелома»! Тряхнуть Краснощекова и Дойкина!

Лицо Матроса стало неузнаваемо: оно было искривлено ненавистью, потемнело, губы тряслись, а глаза, большие и зеленые, угрожающе поблескивали.

— За жабры их, как в городе! Вот и выход!..

— Будет тебе, Алексей! — остановила его Евдоша.

— Что значит будет?! — И Лешка направился к Андрею Палычу. — Тряхнуть!.. За жабры!..

— Ну и человек! — Евдоша безнадежно покачала головой; туже затянув на шее платок, она обратилась к Костиной матери: — И чего говорит! В городе тряхнули тузов-рыбников, а тут другое дело...