Шрифт:
У Якова залязгали зубы, и он готов был броситься на отца, но в это время во двор вошел Сенька.
— Яшка! — крикнул ловец. — Пошли!
Переминаясь с ноги на ногу, Яков на секунду выглянул из сарая, махнул рукой Сеньке и внушительно окликнул отца:
— Слышь? Кончай дурить! Слышь, что ль?
Турка вопросительно посмотрел на сына. А тот неожиданно дерзко заявил: — Такую рвань не принимаю! Не сетка, а труха это! К вечеру чтоб было как обещал: пять справных мен. А не то — сельсовет!..
— У-у, ты! — взревел Турка и, схватив кол, рванулся к сыну.
Чуть не сшиб Яков с ног подошедшего Сеньку, когда выскочил из дверей сарая. А Турка, не догнав сына, пустил вслед ему кол. Яков нагнулся, и кол, просвистев над головой, бухнул о забор.
—К вечеру чтобы доля была сполна! — кричал отцу из калитки Яков. — И не ошметки чтобы, а справная сетка!
Старый Турка медленно, разбитой походкой шагал обратно в сарай.
— В сельсовет поеду!.. — неистовствовал Яков. — В суд потащу!..
Сенька, крадучись пробирался к калитке.
Глава тринадцатая
Дмитрий вчера пришел с маяка в Островок пешком. И хорошо сделал, что именно вчера пришел, — сегодня, пожалуй, не добраться бы ему до поселка.
Каспийские ветры начали с ночи ломать волжские льды, — они трещали, сотрясая воздух, отчего звенели в окнах стекла и содрогались стены ловецких домов.
Когда Дмитрий окончательно собрался домой, маячник уже не препятствовал его отъезду. Он даже хмуро просопел себе под нос:
— Пора уж!.. Давно бы!..
С того вечера, как Егорыч возвратился из Островка пьяным, он совсем перестал разговаривать с Глушей и Дмитрием. Почти все время старик находился на вышке маяка; сходил он в сторожку только пообедать и попить чаю.
Он беспрерывно пил водку, но Глуша никак не могла найти то место, где были запрятаны бутылки. Когда же она хотела пройти в будку на вышке маяка, старик загородил ей дорогу - и сердито сказал:
— Нельзя сюда чужим! Головой отвечаю за маячную лампу. Марш!
Егорыч больше не подслушивал, как вначале, разговоры Глуши с Дмитрием.
Он упрямо молчал.
И даже на прощанье маячник не сказал Дмитрию ни одного путного слова. Он только еще более нахмурился и, подтянув шаровары, прошел к окну, где висела начатая вязкой сеть.
Глуша робко посмотрела на отца.
— Батяша, — и подошла к нему. — Я тоже с Митрием пойду. И еще мне охота, чтобы ты...
—Никуда не пойдешь! — резко оборвал он ее. — Тут пока останешься! Я с тобой не говорил еще по-серьезному.
— Батяша!..
— Довольно! — Старик сердито притопнул ногой. — Поговорю, помуштрую тебя, а тогда - провожу... Завтра вместе поедем в Островок, мне тоже надо.
Он вытащил из сети игличку и стал проворно метать ячеи...
«Ну и хитрец! Ну и вертун этот Максим Егорыч!»— удивлялся Дмитрий выходкам старика, сидя у себя в кухне и припоминая события на маяке.
Сегодня ловец чувствовал себя хорошо, а вот вчера, как вышел с маяка — всю дорогу, и вечер, и ночь, — он волновался, думал, не мог заснуть... Дмитрий не, понимал, что случилось с маячником: почему он переменил свое отношение к нему? Вначале Егорыч с добродушной укоризной наставлял Дмитрия на жизненный путь, обещал даже дать ему на весеннюю путину кулас, а потом вдруг, как только съездил в Островок, переменился.
И только сегодня утром, когда пришел Матвей Беспалый с ключами от стариковского дома, Дмитрий наконец понял намерения маячника.
Матвей подробно рассказал ему об этой оказии.
Во время рассказа лицо у Беспалого было, как и всегда, непонятное; говорил он тягуче, без выражения, и никак нельзя было догадаться: спокоен он или в обиде на Казака.
Но когда вытащил из кармана связку ключей, чтобы передать их Дмитрию и тот начал отказываться, делая вид, что ничего не понимает, Матвей вдруг рванулся с табуретки и, кажется, в первый раз раздраженно вскричал:
— Обалдуй ты!..
Швырнув ключи на пол, он с руганью выбежал из кухни.
«Прорвало наконец-то!» — ухмыльнулся Дмитрий.
Подняв ключи и вертя на пальце колечко, на которое они были нанизаны, ловец зашагал по кухне. Так он долго ходил, весело позванивая ключами.
Только теперь Дмитрию стал полностью понятен Максим Егорыч.
«Вертун!.. Хитрец!.. — думал он. — Хочет все по-своему! С норовом старик! Ну, да ладно!»
Он улыбался, потирал руки, нетерпеливо поджидая с маяка Глушу и Егорыча.