Шрифт:
— Илья. Сын Захара Минаича.
— А кто сказал про то, что не спится?
— Ну, будет, Зинуха! — недовольно сказал дед. — Поди, не дурее тебя?
— Ты чего? Обиделся, деда? — Зинаида подошла ближе.
— Нету, — он ласково потрепал нагнувшуюся к нему молодую рыбачку. — Ну, идите своей дорогой. Посмейтесь, пошумите... А то пареньки не седни-завтра в море уйдут, а девчатки горевать останутся.
Илья широко развернул мехи саратовской — гармонь заплакала, а Мария приглушенным, гортанным голосом затянула:
А я выйду на край поля — Не бежит ли милый с моря...Улыбаясь, дедушка долго прислушивался к припевам молодежи. Ведь и он когда-то был таким же удалым пареньком, как Кирюха, как Илья... Но парни тогда не певали вот этого припева, что сейчас озорно вскинулся над поселком:
Вместо ладанки, креста, Милка компас принесла.Долго еще пела молодежь и о том, что в районе заправляет теперь делами не стражник, а Гришка-рыбак в Совете орудует; похвалялись и тем, что скоро ловцы весла и паруса сменят на моторы, заживут артелью.
И нет, кажется, конца припевам, не дождешься... С трудом разгибая поясницу, дед выпрямился и, приговаривая свое обычное, шагнул в землянку:
— Ноют косточки... Освежить надо...
Достав из-под койки бутыль водки, настоенной на травах, дед опять вышел наружу. Он поднял голову, будто что видел своими черными впадинами глаз, и долго стоял так, прислонившись к косяку.
А ночь выдалась тихая, напоенная пахучими ветровыми запахами. С моря попрежнему тянул тепловатый зюйд-ост.
Глубоко и ровно дышал дед, вбирая бодрые, душистые волны ветра.
— Рассвет, должно, скоро. Освежу косточки и сосну часок-другой.
Присаживаясь на порог, он снял с горлышка бутылки чашечку и опустил в нее указательный палец, чтобы чувствовать меру и не перелить через край.
Только забулькала водка, как ловец насторожился, перестал наливать. Поблизости кто-то находился — у деда тонкое, обостренное чутье.
— Кто тут? — спросил он и снова стал наливать водку.
Отставив бутыль с чашечкой за порог, в землянку, он громче переспросил:
— Кто тут, говорю?
Невдалеке, всего в каком-либо десятке шагов от землянки, кто-то, не в лад переступая ногами, крадучись пробирался на берег.
«Что за человек? И не отзывается...» — подумал дед и, поднимаясь, нашарил в дверях пешню.
— Кто, спрашиваю?
Человек остановился и, словно сразу обледенев, долгое время чернел недвижной глыбой.
Размахивая пешней, дедушка двинулся к протоку, где стоял выдвинутый на песок его кулас; с опаской поглядывая в сторону человека, который, казалось ему, направлялся к куласу, он снова спросил:
— Кто ты, спрашиваю? — и угрожающе поднял пешню.
— Да все я, — недовольно отозвался человек и зашагал к слепому ловцу.
— А-а-а... Лексей, — старик признал Лешку-Матроса и повернул к мазанке. — Чего бродишь по ночам, ровно сазан в мутной воде?
Лешка молчал, переминаясь с ноги на ногу; когда дед опустился на порог, он присел рядом.
«И чего не спит, седая душа?» — сердито подумал Матрос. Он уже несколько раз выходил на берег, надеясь, что вот-вот запрется в своей мазанке дед и тогда он сможет незаметно взять его кулас и быстро — за ночь — съездить в район, чтобы разузнать про дела Андрея Палыча.
— Чего, говорю, бродишь? — и слепой ловец легонько подтолкнул Матроса локтем.
«А так все одно не даст, — думал про свое Лешка. — Лучше и не проси! Украдкой только взять можно».
Подлив в чашечку водки, дедушка в один глоток выпил и, отдуваясь, сказал:
— Хороша калган-трава!
Матрос покосился на деда.
— Может, выпьешь? — предложил слепой ловец.
— Нету... — глухо ответил Матрос.
— Почему так?
— Не до выпивки теперь!
— А что такое?
— На сердце муторно, дедок.
— Вот и выпей чашечку — зальешь горе!
— Не хочу, — Лешка тяжко вздохнул. — И море песком не засыпешь, и горе водкой не зальешь...
— Выпей, прошу! — и дедушка осторожно наполнил чашечку. — Ей-ей, полегчает!
Матрос отвернулся.
— Пей, говорю! — уже сердито сказал слепой.
Лешка молча отвел руку деда в сторону и задумался.
Ои хотел рассказать делу про незадачу с Андреем Палычем, который вот уже как полмесяца уехал в район и от которого нет никаких вестей. Но зная крутой нрав деда и то, как бережет он свою лодку, Матрос не надеялся, что слепой ловец даст ему хотя бы на одну ночь кулас. Поэтому Лешка решил перевести разговор на другое: