Шрифт:
Могучий голос подхватывал:
Взброшу парус, флаг откину — На три месяца вспокину.И так, то один, то другой, тянули задушевные волжские припевы о том, что любимая, оставшись дома, не должна горевать да плакать по ловцу, а то накличет беду; пели и про то, как ловец встретит в море косяк и нальет рыбой полным-полнехонько свою посудину.
Долгое время кружили припевы во влажной, ветровой ночи. В припевах чудились грусть и тихий ропот на тяжелый ловецкий труд, жалоба на крутую ловецкую судьбину, на ветры и волны, что подстерегают ловца на каждом шагу. А потом под гармошку похвалялись:
Был я в море на волнах, Видел чорта в кандалах.Уже совсем тихо тужила гармонь, и никто не подпевал, как вдруг, точно желая продлить припевы, торжественно протрубил в вышине лебедь.
В это время из-за шишей камыша показались парни и девчата; впереди шел краснощековский Илья с гармонью подмышкой.
— Зайдемте к Митьке Казаку, — позвала Мария, Туркина дочка.
— Лихоманка его мутит, — неохотно предупредил Тимофей Зимин. — С относа простыл он наскрозь.
Тимофей хотел было свернуть в проулок, чтобы уйти домой, — ему надоела гулянка, его донимали мысли о выходе в море.
Заметив, что Тимофей намеревается отстать и уйти домой, парни взяли его в кольцо, а Илья задористо сказал:
— Сегодня гульнем, а завтра, может, в море все ударимся!
«Все, да не все, — угрюмо подумал Тимофей. — Кто ударится, а кто и вслед поглядит».
— Брось, Тимоха!
— Зайдемте за Зинкой!
— Нюрки еще нету!
— Агафьи тоже!
Вошли в узенькую, кривую улочку, и когда Илья снова ударил в гармонь, парни громко запели:
Камыш палят, камыш жгут, Нас девчонки давно ждут!И как бы в ответ им тоненько прозвучал девичий голосок:
А я вышла, вышла, вышла, — Саратовску гармонь слышно.Кирюха Цыганенок, в огромной шапке, выскочил вперед и ладно подзадорил:
А я парень — грудь горой, Девки щучатся за мной!Из-за угла дома Андрея Палыча вышли девчата, — шли они шеренгой, в обнимку. И когда поровнялись с парнями, Зинаида, подбоченясь, трогательно запела:
Черны глазоньки с отливом, Сама пахну черносливом...Девчата толкнули Зинаиду к парням; ее подхватил Цыганенок. В это время кто-то подставил Кирюхе подножку, — он упал, на него повалилась Зинаида.
— Куча мала!
— Мала-а-а!..
Воспользовавшись суматохой, Тимофей незаметно скрылся за угол.
Крики и смех ненадолго оживили Островок, и как только успокоилась молодежь, поселок опять заполонила пустынная глушь.
Впереди шли попарно Илья и Мария, за ними — Цыганенок и Зинаида, остальные двигались позади гурьбой, тихо посмеиваясь и перешептываясь.
— Эх, Сеньки нету! — пожалел кто-то из парней.
— А чего он тебе? — и Зинаида обернулась, пристально оглядывая ребят.
— И тебе бы за гулянку всыпал, и нам с ним веселей!..
Парни рассмеялись, а Зинаида не то шутя, не то серьезно ответила:
— Он к нам сватьев еще не засылал, а стало быть, и всыпать руки коротки.
На платочке, в уголочке, Желта канареечка, Я сама свому миленку Стала лиходеечка.Это пела Зинаида, подхватив Цыганенка под руку.
Когда проходили мимо мазанки дедушки Вани и заметили на пороге одинокого древнего ловца, все остановились и разом, дружно сказали:
— Добрый вечер, деда!
Слепой ловец слегка качнул головой:
— Добра ночь, ребятки-девчатки!
— Не спится, деда? — нагибаясь к нему, участливо спросил Цыганенок.
— Не спится, паренек. Никак не спится... Косточки ноют. Так ноют, хоть отломи да брось иль живой в могилу залазь.
Опираясь о плечо Цыганенка, Зинаида попросила:
— Загадай нам, деда, загадку!
Вытянув кривые, изуродованные простудой ноги, дед сказал:
— И крылья есть, а не летает, и без ног, а не догонишь.
Все задумались.
— Аэроплан! — отозвался Илья.
Отрицательно покачав головой, древний ловец повторил загадку.
— Рыба! Рыба! — звонко выкрикнула Зинаида.
— Она и есть, дочка.
— А вот отгадай, деда, — и Зинаида отошла немного в сторону, понизив голос, — кто с тобой говорит?
— Чего ж, дочка Андрей Палыча — Зинуха!
— А кто про аэроплан сказал?