— Поезжайте медленнее, — приказал генерал. — Так мы скорее услышим подозрительные звуки.

Стало спокойнее, когда появились огни Рождественского, но оттуда доносились выстрелы, вспышки возникали во тьме, слышны были крики.

— Кричат, словно свиней режут, — сказал Жуков.

Навстречу подъехали двое кавалеристов Барбовича. Доложили, что идёт бой с неожиданно налетевшим красным отрядом.

Барбович угостил хорошим ужином и успокоил генерала, заверив, что до станции Ново-Алексеевки дорогу охраняют его патрули и железная дорога свободна от красных.

По дороге к Ново-Алексеевке расчувствовавшийся после ужина и вина Жуков сказал:

— Когда мы к селу подъезжали, это не свиней резали, а раненых латышей рубили, добивали.

— Зачем вы это мне докладываете? — вскинулся Кутепов. — Чтобы я вернулся и запретил?

— Что вы, ваше превосходительство, я хотел...

— Вы хотите гражданскую войну вести в белых перчатках? Не получится. Думаете, они вас раненого лечили бы? Я видел на Кубани, как они раненых офицеров жгли на кострах.

В Ново-Алексеевке Кутепова ждала телеграмма Главнокомандующего: войска покидают Северную Таврию и занимают оборону на перешейках. Кутепов руководит этой операцией.

Происходящее возникает из происшедшего. Прячется в человеке увиденное, задуманное, пережитое, заставлявшее волноваться, и приходит час, когда всё это врывается в сознание и требует поступка. Несколько дней боев в окружении, в полной неизвестности о положении на фронте, жуткая поездка через ночную степь, этот Будённый...

Кутепов прибыл в Севастополь и немедленно явился во дворец к Врангелю. Он был готов к самому резкому, даже грубому разговору, но Главнокомандующий легко соглашался со всеми предложениями генерала и в заключение сказал:

— Я поручаю вам всю оборону Крыма и контроль за эвакуацией.

Вагон Кутепова, куда он вернулся после этого разговора, стоял на привычном месте, с которого открывался вид на Южную бухту, на пассажирскую пристань, где готовилась к отплытию «Марианна».

Последний раз приехали за хлебом и прощались. Приехал и старый знакомый Заботин. Сказал Дымникову:

— Прощевайте, Леонтий Андреевич. Оставаться вам нельзя. Это я с вашей помощью от Кутепова прятался. Пусть вам там живётся хорошо. Может, ещё и вернётесь.

— А может, и вы мировую революцию устроите, и мы с вами в Европе встретимся, — усмехнулся Леонтий.

— Может, и устроим, — рассмеялся Заботин.

Приехали в Севастополь, на пристань, заняли каюты.

До отплытия оставалось ещё более двух часов. Ядвига уже разбирала вещи. Леонтий после некоторых раздумий сказал Марысе, что решил пойти на прощание в Петропавловский собор.

— Я обязан это сделать, — говорил он. — Иначе не буду себя уважать. На Днепре мне спас жизнь Воронцов не ради дружбы со мной, не ради какого-то там офицерского долга, а потому что он глубоко верующий человек. Христианин спас христианина, исполняя долг перед Богом. Сейчас он на фронте — я не могу с ним попрощаться, не могу выразить свою глубочайшую человеческую благодарность. Поэтому я должен пойти в храм, помолиться за него, поставить свечку. Пусть Бог поможет и ему выйти живым из этой ужасной войны. Это займёт у меня не больше часа.

Марыся не возражала.

Леонтий ушёл, сопровождаемый неожиданно поднявшимся сильным ветром, взбудоражившим воду в заливе. На пристани появились торопящиеся пассажиры и среди них почему-то её надоедливый конкурент, с которым все дела уже были покончены.

— О чём нам говорить, — сказала она ему. — Хлеб давно в трюме. Вот с Витенькой я поговорю. Прощай, мой хороший мальчик. Расти большой, умный и сильный. Я тебя всегда буду помнить и любить. Мы с тобой встретимся, когда ты вырастешь, и я найду тебе самую красивую невесту.

Отец с сыном попрощались и отошли. Их кто-то ждал. Не прошло и минуты, как мальчик снова подбежал к Марысе.

— Тётя Марина, папа просил, чтобы вы это письмо передали на почту в Константинополе. Он сам забыл вам передать, а теперь стесняется подойти.

— Хорошо, Витенька. Обязательно передам, — сказала она и положила конверт в сумочку.

Исчез мальчик и его сопровождающие. Марыся ушла в каюту. По почти опустевшей пристани протопали человек шесть солдат контрразведчиков во главе с капитаном, а через несколько минут вышли, ведя под руки испуганную Марысю, вслед ей что-то кричала со слезами Ядвига.