Шрифт:
— Всё я понимаю, матушка. Даже помогу твоим знакомым к Павловке пройти через наши посты.
— Нет уж, мы сами, — воспротивилась было старуха.
— А пускай он Катю проводит, — сказала вдруг мать Евдокия, — а то, знаешь, пристанут солдаты.
Леонтий шёл с Катей по лесной тропинке. Здесь их холодными брызгами обдавал кустарник, и начиналась внизу под ногами ночь, поднималась вдоль стволов к далёким вершинам.
— Муж-то за кого воюет?
— А ктой знает. Может, за ваших, а может, за тех. Ещё какой-то Махно мужиков собирает.
— Красивая ты, Катя. Любить тебя надо, а не воевать.
— Вот и некому любить-то — все воюют.
— А я? Так тебя расцелую, заласкаю...
— Ой, дак нет. Вы домой, и я домой.
— А если вот так я тебя...
— Дак разве ж можно в лесу?
— Можно, Катенька... Это везде можно...
А мать Евдокия тем временем объясняла Катиной свекрови:
— Пускай гуляют — мне с тобой большой разговор приказали вести. Хромой приказал: надо срочно прислать большую книгу. Чтобы там все. Поняла? Мужикам своим скажи: его кличут Игорь — Литератор. Вот так. Искать его при том же штабе. Наверное, в Курске. И ещё хромой сказал, чтобы мужики его припугнули, а то он вертлявый мужчина. Пусть ему скажут, что у хромого руки и там и здесь. От него ему не уйти. Нехай старается.
Поручика Яскевича вызвали в штаб корпуса к полковнику Соболю. Тот долго с ним беседовал, а затем вдруг попел к самому Кутепову.
Тот с недоброй иронией разглядывал не то удивлённого, не то испуганного поручика. Спросил резко:
— Вы помогали составлять разведсводку 3-й дивизии?
— Да... Так точно. Мне дали донесения и приказали.
— Там у вас пример из Русско-японской войны. Не умели тогда анализировать обстановку.
По тем данным, которые имелись в штабе Куропаткина [38] , легко было предвидеть удар 16 мая на Вафангоу, потому что...
38
Куропаткин Алексей Николаевич (1848-1925) — генерал от инфантерии (1901). В1898—1904 гг. — военный министр. В Русско-японскую войну командовал войсками в Манчжурии, потерпел поражение под Ляояном и Мукденом.
— Университет?
— Так точно. Петербургский.
— Студент? Либерал? На демонстрации ходил?
— Когда все ходили...
— Итак, поручик, за своё участие в беспорядках, разрушивших Российскую империю, вы заслужили расстрел. Однако расстрелять вас я всегда успею.
Ни в лице, ни в голосе генерала не было ни тени шутки. Скорее нечто злорадно ироническое.
— Но, ваше превосходительство, я же... это было ещё...
— Помолчите, поручик, — посоветовал ему Соболь.
— Мы дадим вам возможность искупить свою вину, — сказал генерал. — Полковник Соболь, покажите поручику карту обстановки на фронте.
— Но там же много неточностей, условностей, ваше превосходительство.
— Вот пусть и разберётся.
— Я не знаю, — робко начал Яскевич, — по-моему, XIII армия не так опасно расположена, как указано здесь, и атака интернационалистов на монастырь, судя по всему, имела демонстративный характер.
— Та-ак, — с одобрительным удивлением согласился генерал. — А что же мне ждать от них, как командиру корпуса?
— Приходится лишь догадываться, ваше превосходительство, но, по-видимому, они намечают контрудар ХIII армией на Белгород—Волчанск. Это видно...
— Да, из карты это видео, — согласился Кутепов, — но где разведданные? Где план красного командования? Тем более, что там сейчас командует бывший наш сослуживец, генерал Селивачёв, а он дело знает. Итак, приказываю: по первому требованию представлять поручику Яскевичу все имеющиеся в штабе разведданные. Вся войсковая разведка: дивизионная, полковая, батальонная — работает на него. Я дважды в день, утром и вечером, подхожу к вашей карте, и вы мне докладываете положение вверенных вам красных войск.
Теперь день командира корпуса начинался и заканчивался встречей с Яскевичем.
— Как вверенные вам красные войска? — спрашивал сначала Кутепов, а в заключение говорил: — Смотрите, повешу вас, если вы напутали.
Сильный ветер с дождём гнал мусор по вокзальной площади в Курске, однако алчущие хлеба, спирта или чего-нибудь пострашнее и не думали прятаться от непогоды. Меженин пробирался сквозь эту толпу, осторожно оглядываясь, — свидетели были не нужны. Нанюхавшиеся кокаина подростки с безумными глазами и нечленораздельной речью, наколовшиеся морфием его не интересовали, он не откликался на призывы «кока чистая 100 рублей», «марафет: ампула — сотня, прямо из госпиталя»...
Наконец нашёл того, кто ему был нужен: прислонившись к вокзальной стене, сидел весёлый, хитро улыбающийся восточный человек.
— Что надо красному солдату? — спросил этот человек. — Я знаю, что надо. Красному солдату гашиш надо.
— Тихо ты. Табак мне надо крепкий с этим. Понял?
— Ну, да, чтобы спать хорошо.
— Чтобы заснул сразу очень крепко часа на два.
— Вот такой мешочка 300 рублей. Дешевле нигде не найдёшь.
Меженин осмотрелся. Люди на него не смотрят. Наверное, смотрят на плакат «Все на борьбу с Деникиным».