Площадь была полна притихших, растерянно озирающихся людей. Почти у каждого была порвана одежда и наличествовали какие-нибудь повреждения. Все были перепачканы в крови. Поодаль валялась груда из примерно десятка тел, от которой я сразу отвел взгляд. Мне показалось, что это мертвые, и эта мысль была чудовищной, такое попросту не укладывалось в голове. Я заметил, что почти все стараются на эту груду не смотреть. Наверное, не один я оказался приверженцем страусиной политики – если эти тела не замечать, то их как бы и нет.

– Никому не расходиться, всем сохранять спокойствие! – внезапно выкрикнул кто-то срывающимся голосом и я, повернувшись, увидел капитана.

Он потерял самоуверенность и выглядел не лучше других. Рукава его кителя были оторваны, лицо разбито, а весь левый бок густо пропитался кровью, ручейки которой добежали по штанам до самых ботинок.

– Смотри, – сказал Викентьич.

Я проследил за его взглядом и увидел нашего сварщика. Он сидел на асфальте с отрешенным видом и щупал окровавленную голову.

– Подойдем? – предложил я, косясь на Тамарку. Очень хотелось к ней подойти, но я не решался. Мне показалось, что сейчас запросто можно попасть ей под горячую руку с непредсказуемыми последствиями. Ведь капитан наговорил обо мне невесть что.

– Фигня какая-то творится… – сказал сварной. Он попытался привстать, но тут же бухнулся объемистым задом оземь – похоже, его не держали ноги. – Ни хрена не понимаю.

– У тебя голова, кажется, пробита, – сказал я.

Сварной отнял окровавленную руку от волос, посмотрел на ладонь бессмысленными глазами и пожал плечами.

– Упал, наверное, – неуверенно сказал он. – Да пустяки, заживет.

– Тебе бы к врачу надо, – сказал Викентьич.

– Да ерунда, – повторил, подумав, сварной, – зарастет. – Он посмотрел на недоверчиво хмыкнувшего Викентьича и пояснил: – Минуту назад три пальца сквозь дыру пролазило. А сейчас один только.

– Давай мы тебе поможем, – сказал Викентьич.

Он нагнулся, ухватил сварного за левую подмышку и посмотрел на меня. Я нагнулся и вцепился в правую.

– Не надо, – сказал сварной и встряхнул плечами. Мы отступили, а он оперся ладонью в асфальт, перенес на нее вес своего тела и с кряхтеньем, но довольно уверенно поднялся на ноги. – Вот видите, – сказал он, осторожно щупая голову, – еще минуту назад ноги вообще не держали, а сейчас все нормалек.

Викентьич опять неопределенно хмыкнул.

– Пошли, послушаем, – сказал он и мы втроем двинулись к капитану, вокруг которого сконцентрировался народ.

– …никому не расходиться… – механическим голосом бубнил тот и мне показалось, что он силится что-то припомнить, – до выяснения всех обстоятельств.

– Каких обстоятельств? – выкрикнул складской бородач, правой рукой прижимая к себе явно вывихнутую или сломанную левую, а мы тем временем протиснулись к капитану вплотную.

Тот нахмурился, как иногда делают пытающиеся собраться с мыслями люди, но внезапно увидел меня и его лицо разгладилось.

– Вот он! – радостно крикнул капитан своим. – Быстро собрать сюда остальных подозреваемых и продолжим!

Два сержанта подвели к нам Наташу с Тамарой. Девчонки были настолько деморализованы, что почти не упирались. Двое других привели собак. Те выглядели виновато и так же виновато поскуливали, задирая головы, чтобы заглянуть хозяевам в лицо, словно извиняясь за что-то.

Народ стал потихоньку расходиться, стараясь не смотреть друг на друга и вниз. Вся площадь была забрызгана кровью, там и сям поблескивали зубы, валялись оторванные пуговицы, обрывки одежды. Интересно, но когда мы с Викентьичем пришли на площадь, всего этого не было или я просто не обратил на это внимания. Мне вообще казалось, что со мной произошло что-то, словно я выпал из общего жизненного процесса, как, по слухам, выпадают эпилептики и прочий больной люд. Разумеется, я не собирался кому-то об этом говорить. Еще примут за сумасшедшего.

– Ну так я пошел, – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал сзади сварной, о котором я на время забыл и который, оказывается, пристроился за нами с Викентьичем. – Мне стеллаж варить надо.

– Конечно, – сказал Викентьич. И спросил: – Голова как, нормально?

– Голова? – с недоумением переспросил сварной. Он поднял руку, осторожно провел по волосам.

– Ну, у тебя же голова пробита была, – с легким раздражением напомнил Викентьич.

Сварной так же осторожно пощупал затылок, потом в других местах.

– Да показалось, – наконец сказал он и натянуто хохотнул. Кажется, он хотел добавить что-то, но передумал или не решился.

Несколько секунд мы с Викентьичем смотрели, как он бредет в сторону ремонтно-механического, слегка подволакивая ноги, затем вернулись вниманием к капитану. Все же мы были задержанными, или подозреваемыми, или теми и другими одновременно, или что там еще придумали менты. Об этом некоторое время назад говорил странно выглядящий сейчас капитан, но это, как казалось мне сейчас, было так давно.