Например, если вы покажете мне кондитерскую коробку и спросите, что внутри, то я, скорее всего, отвечу, что там конфеты или другие сладости. Однако если вы откроете ее и окажется, что там на самом деле карандаши, то я пойму, что ошибся. Мое суждение оказалось ложным. Трехлетние дети сделали бы такую же ошибку [209] . В конце концов, у них нет рентгеновского зрения. Но если теперь вы попросите меня представить, что ответит мой сосед, когда его спросят, что лежит в коробке, я буду знать, что, скорее всего, он совершит ту же ошибку, что и я. Я понимаю, что он не будет знать, что лежит в коробке. В противоположность этому, трехлетние дети полагают, что кто-то другой, если его вдруг спросить про содержимое коробки, уже будет знать, что в ней карандаши, и ответит: «Карандаши». Им пока невдомек, что кто-то тоже придет к ложному заключению о том, что лежит в коробке, придерживаясь того же ложного суждения. Однако к четырем годам большинство детей уже понимают, что люди наверняка будут отвечать «конфеты», о содержимом кондитерской коробки.

Психологи полагают, что у маленьких детей не столь развита пока теория разума, чтобы прогнозировать чьи-то ошибочные суждения [210] . Они не могут посмотреть на вещи с точки зрения другого человека. В одном классическом эксперименте дети смотрели сценку, где кукла, которую звали Салли, прятала свой стеклянный шарик в буфет, прежде чем уйти из дома. Когда она уходила, другая кукла Энн, приходила, брала шарик Салли и перепрятывала его в кухонный ящик. Критическим был вопрос, что подумает Салли: где ее шарик? Когда дети смотрели сценку, трехлетние отвечали, что Салли полезет в кухонный ящик искать там свой шарик, в то время как четырехлетние говорили, что она будет искать его в буфете, где прятала сама.

Очевидно и другое. Если вы понимаете, что человек может иметь ложные убеждения, вы способны обманывать его, сообщая ложные сведения. И если задуматься, насколько обман эффективен в социальном манипулировании, становится ясно, что с эволюционной точки зрения теория разума – очень ценный инструмент, которым следует обладать. Она позволяет перехитрить сородичей, приведя их к ложным предположениям.

Недостаточно развитая теория разума у детей отчасти объясняет, почему они порой так нелепо врут. Например, когда ребенок осознает, что наказание неизбежно, то на вопрос: «Это ты съел шоколадное пирожное?» – он отвечает «нет», хотя шоколад размазан у него по всему лицу. Лишь позже дети становятся более изощренными в создании правдоподобных историй о том, почему шоколад оказался у них на лице, обвиняя кого-то другого.

Теория разума на деле представляет собой вид психологической проницательности – понимание вещей с учетом точки зрения другого человека из серии «он думает, что она думает». Чтобы делать это, надо быть способным прослеживать то, что возрастной психолог Элисон Гопник [211] назвала «контрфактуальностями – «если бы да кабы» нашей жизни». Контрфактуальности позволяют вам представить себе различные сценарии развития событий.

Например: что этот человек может предпринять, исходя из того, что он знает. Так мы домысливаем других людей. И для этого нам необходимо обладать когнитивными механизмами, которые просчитывают разные возможные исходы и проигрывают их в нашей голове. Это происходит в основном в ситуациях социальной конкуренции, где приходится предугадывать, что другие сделают в следующий момент. Известно, что теория разума появляется раньше у детей, у которых есть братья и сестры [212] . Постоянная битва за сохранение места в семейной иерархии заставляет детей учиться обводить вокруг пальца своих братьев и сестер.

Не каждый человек вырабатывает теорию разума. В своей книге «The Emphatic Brain» [213] нейробиолог Кристиан Кейзерс [214] описывает встречу с молодым аспирантом Джеромом, завершавшим свою кандидатскую работу по теоретической физике. Его коллега Бруно Уикер представил Джерома. И тот, войдя в помещение, говорил ровным голосом и ни разу не взглянул Кристиану в глаза.

Бруно: «Мы бы хотели спросить кое-что у тебя, – Бруно показывает Джерому коробку датского печенья, – как ты думаешь, что в коробке?»

Джером: «Печенье».

Бруно открывает коробку, в которой вместо ожидаемого печенья оказываются цветные карандаши.

(Затем в помещение входит ассистентка Бруно.)

Бруно: «Как ты думаешь, что она думает о том, что лежит в коробке?»

Джером: «Цветные карандаши».

Это человек, способный думать об абстрактных свойствах Вселенной, недоступных пониманию большинства из нас, однако он не способен спрогнозировать, что другой человек может подумать о содержимом коробки. Остается добавить, что Джером страдает аутизмом. Такое нарушение развития встречается приблизительно у 1 из 500 человек [215] (хотя эта цифра, судя по всему, растет и во многом зависит от критериев определения расстройства). В общем случае аутизмом можно считать расстройство, сопровождающееся тремя основными проблемами: глобальный недостаток навыков общения, низкая способность к коммуникации и повторяющееся поведение. Аутизм считается спектральным расстройством, поскольку индивидуумы резко отличаются по степени проявления проблем. Большинство испытывает проблемы с интеллектом, некоторые находятся в зоне нормальных показателей, и есть немного обладающих уникальными способностями (например, они способны сказать, на какой день недели приходится любая дата в истории). Но все страдающие расстройствами аутического спектра имеют проблемы с социальными взаимодействиями.

Их проблемы в общении возникают оттого, что им недостает набора развитых социальных навыков, которые позволяют людям прогнозировать чужие суждения. На протяжении раннего детства обычные дети становятся все более искусными в понимании других людей благодаря развитию у них теории разума. К моменту достижения приблизительно 4 лет среднестатистический ребенок воспринимает людей как целенаправленных, действующих намеренно, имеющих предпочтения, желания, убеждения и даже ошибочные взгляды.

Обычные дети становятся довольно умелыми читателями мыслей, а также чувств. Они начинают воспринимать печаль, радость, разочарование и зависть другого человека как эмоциональный коррелят его поступков, который заставляет человека делать то, что он делает. К четырехлетнему возрасту дети становятся действующими игроками на социальной арене. Они копируют, подражают, передразнивают и способны сопереживать другим, сигнализируя тем самым, что они тоже являются частью социального круга – членами племени. Они разделяют общее социально заразное поведение вроде плача, зевоты, улыбки, смеха и проявлений отвращения.

Однако людям, страдающим аутизмом, недостает этого репертуара социальных навыков [216] . Они, по сути, психологически слепы [217] [218] . Элисон Гопник гротескно описала свое представление о психологической слепоте, вообразив, каково это – присутствовать на званом обеде, когда у тебя аутизм. «Вокруг меня мешки из кожи, затянутые в куски ткани, свешивающиеся со стульев. Они перемещаются и вытягивают свои конечности неожиданным образом… Два темных пятна недалеко от их верха без остановки вращаются туда-сюда. Дырка под пятнами наполняется едой, и из нее вытекает поток шумов. Представьте, что шумные кожаные мешки внезапно двинулись в вашу сторону, и их шум становится громче, и вы совершенно не понимаете, почему, вы не способны объяснить их или предугадать, что они будут делать в следующий момент» [219] .