Кэт даже передернуло при этой мысли.

– По-моему, нет ничего ужаснее, чем похоронить собственного ребенка, – тихо добавила она.

Из уважения к ней Алекс несколько мгновений хранил молчание, после чего задал очередной вопрос:

– Вебстер случайно не положил на тебя глаз?

– Нет!

– Ну, хорошо, предположим, что нет.

– Но это действительно так, – продолжала настаивать Кэт. – Это было бы извращением, тем более учитывая мое сходство с его дочерью.

– Что, если именно это и привлекло его к тебе? В самом начале его интерес вполне мог иметь невинный характер. И лишь со временем перерос в нечто большее.

– Ни во что он не перерос.

Алекс скептически улыбнулся и умолк. В конце концов Кэт не выдержала первой и добавила:

– Даже если и перерос, сам он не подавал вида.

– Да, он вряд ли бы стал гоняться за тобой по офису или зажимать в углу, пока никто не видит. Для этого он слишком горд.

– Он вообще ничего себе не позволял, ни открыто, ни украдкой.

– И тем не менее ваши отношения не сводятся к обычной рутине между начальником и подчиненной.

– Я воспринимаю его как друга, – заметила Кэт, осторожно подбирая слова. – Ни о каких чувствах с его или моей стороны не может быть и речи. Я убеждена, что у них с Нэнси идеальные отношения.

– Идеальных отношений не бывает.

Кэт вопросительно выгнула бровь.

– Судишь по собственному опыту?

– К сожалению, да, причем не единичному.

– Я так и поняла.

– И все-таки, возвращаясь к тебе и Биллу Вебстеру…

– При чем здесь я и Билл Вебстер? – возмутилась Кэт. – Между нами ничего не было и нет. Он мой начальник. Я уважаю его, и этим все сказано.

– Позволю себе усомниться.

Кэт открыла было рот, чтобы запротестовать, но Алекс ее перебил:

– Я ведь не утверждаю, что ты мне лжешь. Все дело в нем. Есть в нем что-то такое, что меня настораживает.

– Он красивый мужчина, благородной наружности. Да, он солидный, уверенный в себе человек, который многого добился в жизни. И сейчас его слово для многих закон. По крайней мере, на телестудии.

– Погоди, – перебил ее Алекс. – Уж не хочешь ли ты сказать, что я ему завидую?

– Тебе виднее.

– Ты все видишь с точностью наоборот, дорогая моя. Это он завидовал мне сегодня, потому что ты была со мной.

– Чушь!

– Ну, хорошо, пусть будет чушь. Но говорю тебе, этот Вебстер что-то скрывает.

Их разговор зашел в тупик. Кэт отказывалась признаться в том, что думает. А думала она, что сегодняшним вечером Билл вел себя странно, если не сказать, подозрительно. Но ей требовалось время, чтобы в этом разобраться. Однако Алекс, похоже, зубами вцепился в эту тему.

– С какой стати он вдруг повел себя как-то странно, когда ты увидела фотографию Карлы?

– Если в первый раз он обратил на меня внимание лишь из-за сходства между мной и его покойной дочерью, то явно чувствовал себя неловко. Сентиментальность не красит большого начальника, тем более что он уже долгое время культивирует имидж человека со стальными нервами.

– Возможно.

Кэт кулаком стукнула по рулю.

– То есть ты всегда прав? Скажи, тебе никогда не приходило в голову сказать: «Я ни разу не посмотрел на это дело под другим углом. Что, если я неправ?»

– Только не в этот раз, – упрямо произнес Алекс. – В этом Вебстере чувствуется какая-то фальшь. Я уверен, мое чутье меня не обманывает. Уж слишком идеальная получается картина. Не жизнь, а этакая иллюстрация к современной сказке. Вот только что кроется под этим камуфляжем?

– Это в тебе говорит коп.

– Возможно. Инстинкт. Профессиональная привычка. Я на всех смотрю с известной долей подозрения.

– Но почему?

– Потому что люди подозрительны по природе. Каждый что-то прячет.

– Ты хочешь сказать, что у каждого есть свой секрет?

Ее заговорщицкий шепот оказался бессилен вызвать у него улыбку.

– Верно. У каждого. У всех нас есть нечто такое, что мы предпочитаем держать под замком.

– Только не у меня. Моя жизнь как открытая книга. Меня щупали и просвечивали рентгеном с головы до ног. Мне в буквальном смысле вскрыли грудную клетку и заглянули, что там внутри. Будь у меня, что прятать, это обнаружилось бы давным-давно.

Алекс покачал головой.

– Неправда, Кэт, у тебя тоже есть секрет, – стоял на своем он. – Возможно, он слишком темный и страшный и потому запрятан глубоко в подсознание. Ты даже не догадываешься, что это такое. Или же не хочешь его раскрывать для самой себя, потому что потом тебе придется с ним жить. Мы – я имею в виду всех людей – как можно глубже зарываем то, что нам неприятно, потому что у нас нет мужества посмотреть правде в глаза.

– Как же я рада, что захватила тебя с собой. Честное слово, с тобой не соскучишься.