Петр вскочил на ноги:

–  Братцы, что случилось?

Володин сорвал с головы папаху, обнял Петра, крепко его расцеловал:

–  Случилось… Живей в казарму - там тебя ждут. В Питере революция! [25]

Нечаев вручил Петру сверток с новым солдатским обмундированием. Увидел молящегося татарина, спросил Петра:

–  Кто такой? С ним как быть?

–  На волю его!
– Петр тормошил татарина.
– Вставай, Муста, не тому богу молишься. В Питере революция!

На улице темно, ветрено. Ранняя февральская оттепель согнала днем снег, а ночью прихватил морозец, и скользко было Петру ходить по оголенному булыжнику в новых подкованных сапогах - Володин и Нечаев поддерживали его. Вдруг, уже перед тюремными воротами, Петр остановился:

–  Братцы, забыл!

–  Что случилось?

–  Тетрадку под подушкой забыл.

Однополчане тянули Петра к выходу, убеждали, что тетрадка - пустяк, и пугали дурной приметой: нет ничего хуже, чем по своей воле вернуться в тюремную камеру.

Но Петр круто повернул назад.

* * *

В тот год, уже летом, на станцию Харьков прибыл воинский эшелон. К начальнику вокзала явились трое вооруженных солдат - все из одной пульроты, - и первый пулеметчик, худой и стройный, выяснив, что эшелон задержится на станции, спросил начальника вокзала, не знает ли он генерал-майора Рыковского.

–  Начальника жандармерии? Как же мне его не знать, когда за ним еще картежный должок остался.
– И горестно вздохнул: - Вызвали генерала в департамент. Если он в Харьков не вернется, плакали мои денежки.

–  Жаль, - сказал первый пулеметчик.
– У меня с ним тоже счеты не сведены.

–  Вот как? И тоже по преферансу?

–  Не имел чести… Хотел по старому знакомству представиться. Самая пора напомнить генералу, что едет наш девяносто четвертый Казанский пехотный полк на Румынский фронт. Воевать едем. Без царя и без бога - за наше Отечество.

Другой пулеметчик, вскинув на ремень винтовку, добавил:

–  Везет тыловому жандармскому начальству… Так вы хоть, когда увидите генерала, назовите ему председателя [26] ревкома нашего полка.
– Он посмотрел на первого пулеметчика: - Имя и фамилию легко запомнить - обыкновенные, русские: Петр Баранов.

Прошло еще четыре года. В том же Харькове размещался штаб войск Украины и Крыма. Начальник политического управления этих войск Петр Ионович Баранов знал, конечно, что архив местной жандармерии частью уничтожен, частью вывезен. Он лишь однажды наведался в архив, где случайно обнаружили копию бумаги из переписки, связанной с розысками некоего Александра Тихомирова, крестьянина из Костромской губернии. Приколота была к этой бумаге фотография. Петр Ионович узнал эту фотографию - точно такая же была в синей папке.

…Не думал тогда Петр Ионович, что много лет спустя, уже после его смерти, займутся розысками других документов, хранившихся в синей папке, а записи из его тюремной тетради перейдут в журнальные статьи и в книги.

Тетрадь в черном коленкоровом переплете с круглой сургучной печатью начальника Казанской губернской тюрьмы хранится сейчас в архиве семьи Петра Ионовича Баранова.

Далеко от Петрограда

1

Война еще шла, а фронт уже разваливался.

Осенью 1917 года на полях Молдавии и Румынии началось великое брожение в русских войсках. А тут еще объявили приказ командующего Румынским фронтом генерала Щербачева о роспуске седьмой армии, и это ускорило разброд на юге. На первый взгляд приказ генерала Щербачева казался нелепым, несуразным. Фронт против австрийцев оголял тот, кто клялся в верности Временному правительству и ратовал за войну до победного конца.

Что же встревожило генерала Щербачева?

Из Питера пришла весть о победе пролетарской революции. Первые ленинские декреты о земле и мире дошли до окопов.

За Днестром подняла голову контрреволюция.

Бряцали оружием гайдамаки. [27]

А на фронте солдаты митинговали. Горластые анархисты старались всех перекричать. Мутили воду меньшевики, эсеры, националисты. Встревоженная, бурлящая масса не сразу могла отличить сущую правду от прикрашенной лжи и крикливой демагогии. Но реакционные генералы и офицеры Румынского фронта сразу учуяли, где таится главная для них опасность. Они быстро смекнули, что с австрийцами и на худой мир можно договориться, а с Лениным, с Советами придется драться насмерть.

Ревкомы частей и армии требовали полностью признать Советскую власть и не разоружаться до получения указаний из Питера. Расформировав седьмую армию, выдав ее солдатам демобилизационные удостоверения, генерал Щербачев действовал по указанию заговорщиков. И результат этой провокации быстро сказался. Демобилизованные ринулись в тыл через позиции восьмой армии.

–  Куда вас несет?
– спрашивали их.

–  По домам! Отвоевались…

Они потрясали бумажками и подтрунивали над солдатами восьмой армии: