Поднятие архивов памяти с полок даже не провоцирует аллергию на пыль, там царит стерильность… Слишком часто я к ним прикасалась, любовно поглаживая и не желая отпускать. Без протеста передаю эти глянцевые книги в дизайнерской обложке черно-красного цвета, цвета моей боли и затерянности в навязанной игре, в руки той, которая, кажется, знает, что с этим делать. Повинуюсь ее мелодичному голосу и расслабляюсь, не пытаясь взвешивать свои ответы и концентрироваться на необычных ощущениях. Доверчиво сдаю свое оружие еще не в полной уверенности, просто с робкой надеждой, что меня не уничтожат им же. Спящую.

Когда я открываю глаза, солнечный свет заливает комфортный кабинет психоаналитика, зайчики пляшут по светлым стенам в такт колыханию жалюзи. Ирина не теряет времени зря, похоже. Ее пальцы быстро бегают по клавиатуре планшета, перенося информацию с монитора стационарного компьютера.

– Все хорошо? – нейтрально спрашивает она, не глядя на меня, печатает последнее предложение и только после этого поднимает глаза, сцепив перекрещенные пальцы в замок. Я беспечно улыбаюсь в ответ, но улыбка медленно гаснет. Ее взгляд, выпущенный хищным прищуром разряд ледяных крупинок бьет наотмашь.
– Теперь поговорим. – Вздрагиваю от сменившейся интонации, поспешно принимаю сидячее положение, обхватив руками подушку на своем животе. Атмосфера дружеского взаимопонимания уничтожена этим сухим тоном, тускнеют солнечные зайчики на стенах и потолке, а я вновь ощущаю острый спазм того, что называют «психологическим ознобом». Идеальная бровь Ирины слегка поднимается вверх, а на губах разгорается циничная улыбка, призванная убить меня своей зеркальной идентичностью со злорадной улыбкой совсем другого человека.

– Можешь не стараться.

– Что? – оглядываюсь по сторонам, одержимая лишь одним желанием – исчезнуть, раствориться, спрятаться в кожаной обивке дивана. Сейчас что-то произойдет, и я не хочу ждать, когда это случится! Оглядываюсь на дверь… Алекс обычно ожидает меня в смежной комнате отдыха. Закричать? Просто встать и выйти из кабинета, пусть мадам психоаналитик играет в эти игры со своим отражением?

– Изображать жертву. Пытаться доказать мне, как тебе ужасно страшно и как ты хочешь это прекратить. – Я вздрагиваю, когда Ирина медленно приближается ко мне. – Тебе сейчас как угодно, но не плохо, верно? – отшатываюсь от ее протянутой руки, словно от замаха для последующего удара. Голливудская улыбка пси-садистки шире, обнажая белоснежные зубы. – Аритмия пошла. Только не похожая на ту, что ты испытываешь, скажем, в ожидании экзамена или опаздывая на лекцию. Хорошо тебе? Приятно?

Я не понимаю! Я решительно не могу понять, что происходит! Эта докторша слетела с катушек? Или я под гипнозом просила ее прессануть меня до кровавых слез?

– У тебя румянец во все скулы, а сердце качает кровь совсем не в мозг, правда? Ты непроизвольно шире расставила ноги, чтобы не признаваться самой себе в том, как хочется их сжать и ощутить первый удар волны нарастающего удовольствия. Ты сейчас всего за несколько секунд вспомнила несколько особо острых моментов с ним, тех самых, от которых рыдала и хотела уснуть глубоким сном, вот только они разогнали твое сердце еще сильнее, вместо того чтобы сбить возбуждение ужасом? Только мое присутствие сейчас останавливает тебя от желания прокрутить эти моменты в памяти до каждой незначительной детали?

Закрой рот, дипломированная сука. Я не знаю, какому извращенцу ты отсосала за диплом Оксфорда, тебя вообще нельзя на пушечный выстрел подпускать к людям!

Меня трясет. Я сглатываю униженный шепот «хочу уйти», из последних сил нахожу в себе смелость посмотреть ей в глаза. Попытка, обреченная на провал.

– Ты заигра..лась. – голос дрожит. – Я не понимаю, что ты городишь. Давай заканчивать!

– Не понимаешь? – ласковый тон сошедшего с ума нейрохирурга. – Может, сейчас поймешь? – огромный монитор резким движением ладони развернут на 180 градусов, быстрый удар-хлопок по клавише, запустившей трансляцию записи. И мой мир содрогается последней конвульсией предсмертной агонии перед тем как взорваться, испепелив защитный озоновый слой ядерным взрывом пойманного с поличным подсознания.

То, что я вижу, слышу, осязаю внутри острыми судорогами-сжатиями всех артерий и капилляров, я не смогу воспроизвести вслух очень долго. Это может прикончить точнее, чем выстрел киллера мирового класса, потому что эта наемная убийца именно я сама. Не сознание и не подсознание, на которое так легко было все это свалить!

Эти слова, даже нет, эта счастливая улыбка погруженной в гипнотический транс девчонки, которая отвечает на вопросы с такой легкостью, словно весь ее мир заключен именно в этом: в погружении в такую открытую и родную уязвимость, в прелесть абсолютного подчинения. Подсознание говорит моими губами то, что я никогда в себе не признаю и еще не скоро смогу стереть из памяти.

«Я же знала, что он не перейдет эти пределы, а слезы иногда приходилось выбивать. Это просто на самом деле. Ты фильм «Хатико» смотрела?»

«Мне не было больно. Я не помню ни одного болевого ощущения. С каждым ударом мне хотелось остаться и раствориться в ожидании повторения…»

«Могла сбежать. И даже паспорт найти. Что-то не позволяло…»

Вроде бы безобидные фразы… Но я смотрю на собственное счастливое лицо. Усиленную жестикуляцию… И резкий разряд болезненного возбуждения ледяным откатом отключает все попытки сопротивления и поиска логического пояснения. Его просто нет…

Это невозможно. Это не я. Я не могу такого говорить. Я читаю заученный, нет, написанный текст, который меня заставили прочитать. Я всегда знала, что это не закончится. Ты впрыснул мне этот токсин во все центральные кровеносные артерии, где он активировал свою программу пролонгированного уничтожения, и знаешь, пусть лучше бы уничтожил, чем позволил себя обнаружить этими техниками гипноза-исцеления! Ты знал, правда? Ты же не мог не знать! Один ты имеешь это неоспоримое право прикасаться к моему сознанию, держать его в своем кулаке и, если надо, прятать от меня же самой!