– Сделай это с тем, кому сможешь доверять, как самой себе! Ты не дослушала запись до конца, но ты сама себе призналась уже, что рядом есть такой человек!

Бежать… я подумаю об этом вечером… если я сейчас решу, что вы в сговоре, клянусь, я побегу к Лаврову и упаду ему в ноги с просьбой взорвать твою шарашкину контору, Ира! Тебе только имбецил мог доверить практику, какая нахрен европейская известность – да это благодаря тебе Кончита возомнила себя звездой! Хорош психолог! Зажравшаяся сука, решила положить меня к ногам Алекса в собственноручном шибари?

Я думала, просто кинусь ему на грудь со слезами и с требованием если не убить эту сучку Милошину, то поставить ее перед фактом, что я никогда больше не переступлю порог этого кабинета. Но моим планам не суждено было осуществиться – в комнате отдыха ожидал Денис. Стараясь не пялиться на мои заплаканные глаза, сообщил, что у Александра появились неотложные дела в клубе, а у него распоряжение отвезти меня домой… При других обстоятельствах я бы была рада его видеть, да я бы достала его расспросами о том, что происходит между ним и Элей, но сейчас был явно не тот случай. Сидела на заднем сидении автомобиля, сжавшийся в комочек, перепуганный очередным финтом собственного «я» ребенок, вздрагивая от леденящего озноба последнего потрясения, с трудом сдерживая слезы. Спасибо Денису, он молчал и не лез с вопросами. Ничего не закончилось, и убивающие наповал мысли ринулись в атаку на новую неприступную прежде крепость.

Комната встретила меня такими же бездушными зеркалами, как и прежде. Мне было наплевать даже на них. Ты получил меня и мое сознание. Ты получил меня полностью. Чего ты спрятался? Радуйся, танцуй, расфигачь их на осколки! Тебе не нужно ждать ночи, пробираться в мои сны – я здесь, совершенно без сил, тебе даже не нужно тратить время на разговоры, доказывая мне, кто я такая, с тобой или без тебя. Конченая леди kinky. Как бы я этому ни сопротивлялась, хватило обычного гипноза. Ты тоже стоял там, улыбаясь каждому моему слову? Это твои руки вернули телу тактильную память, твои прикосновения выдали меня с головой… Зачем? Ты действительно этого хотел?

И мог ты подумать, к чему в итоге приведет твой акт эгоцентричного самолюбования? На что способен тот, кому уже нечего терять? На многое. Он даже еще не понял, как падает небо, как остывает его прежнее солнце, как высшая сила стирает его собственные города и цивилизации в атомную пыль. Ничего больше не остается, кроме как принять разрушительную правду и… шагнуть вниз, сделать последний шаг, чтобы упасть или же взлететь, просто из любопытства… Потому что, повторюсь, после такого терять реально нечего!

Виски? Коньяк? Ликер? Юля, Юля… Ты никогда не была по этой части! Робкая вспышка зажигалки, умирающее пламя, новая скоропалительная жизнь очередной сигарете, дымом в облака, нет, в пережатое мнимым спазмом горло – не хочу, оставь меня, эта чужая навязанная Тьма. Исчезни, умри под каплей никотина! Я не хочу быть такой… Я не хочу быть твоей! Я не одна из вас, этому не быть никогда – кончилось, догорело, просто шипит, истекает конденсатом уставшего сознания… Почему мне некому помочь?!

Отступила даже твоя тень. Наверное, растерялась, задумалась о собственном поведении-давлении… Может, всколыхнулось в ней что-то от тебя прежнего, подобие эмоции, похожей на жалость… Именно поэтому ты меня не останавливаешь. Пальцы набирают номер Александра, словно давят на кнопки сердца, отбивающего сигнал SOS и уставшего колотиться в ускоренном режиме. Эти долгие гудки звучат мольбой отчаявшейся надежды на такое желанное соединение. Я не могу сформулировать свою боль в слова, в связки-предложения, в осмысленную речь – я просто знаю, что ты меня поймешь, даже если я буду молчать и дышать в трубку, подобно смущенной школьнице!

– Она сошла с ума! Ее нельзя подпускать к людям… Она… Она зло в чистом виде! Я не такая! – мои слова прерваны рыданиями. А он не задает лишних вопросов, и даже не пытается успокоить по телефону. Он вообще никогда не делает того, что лишено всякого смысла… Сухое «держись, скоро буду», моментальный упадок сил, настойка пустырника дрожащей рукой, и – залпом, словно пятизвездочный коньяк, вряд ли успокоит, но даст сил хотя бы умыться и переодеться… Не думать, зачем потянулась к нему в немой мольбе на спасение. Не анализировать, не искать подтекста! Обнаженное сознание не захлопнуло створки, еще не время прикасаться к его оголенным нейронам, дать время, пусть затянется тонкой кожицей, для начала достаточно хотя бы этого!

Он вошел в квартиру уверенным шагом хозяина положения. Я уже не плакала, ценой невероятных усилий удалось взять себя в руки и даже принять расслабляющий душ. У меня не было сил упасть в его объятия со сдавленными всхлипами, как и изложить всю суть своих переживаний – только отойти в сторону, наблюдая, как уверенно он снимает свои туфли, присев на одно колено, словно перед решающим прыжком, как выпрямляется с грацией осторожного хищника, вызвав у меня непроизвольный спазм гортани и желание смочить пересохшее горло.

А я просто не сопротивляюсь пока еще слабым вспышкам в районе солнечного сплетения, удлиняя между нами дистанцию, затираю ластиком набросок картины: я прижимаюсь к его сильной груди и просто выстреливаю по всем направлениям шрапнелью боли сегодняшнего открытия – пусть остановит одним движением вытянутой ладони, если какая срикошетит, пусть падают сплющенными гильзами у наших ног и никогда больше не возвращаются. Вместо этого дезертирую в комнату, переключаю каналы телевизора, испытывая неловкость и отчасти сожаление – не стоило поддаваться этому порыву, надо было подождать, пока подействует успокоительное. В первый раз, что ли, мне справляться с ударами судьбы в одиночку?