Значит, восьмого февраля 1819 года он еще был жив! А теперь было десятое марта того же года…

Магнус Биорн умер всего лишь месяц с лишним тому назад. Умер, полный здоровья и жизни, по неосторожности поддавшись сну на холоде.

Отчаяние братьев было безгранично. Если бы они ехали скорее и тратили меньше времени на всякие предосторожности и постройку станций, они бы поспели вовремя и спасли дядю Магнуса.

Несколько часов провели они в слезах возле мертвеца. Холод вернул их к действительности.

С помощью людей тело дяди Магнуса вынесли из пещеры и на веревках спустили вниз. Когда его спускали, вдруг вспыхнуло ослепительное сиянье. Это был магнитный свет.

Свободная земля лежала в центре магнитного полюса. Через каждые тридцать шесть часов оттуда выделялся магнитный ток и в течение восемнадцати часов освещал землю.

По временам магнитный ток достигал необыкновенной силы, и тогда его видели почти во всех странах северного полушария. Этот свет называется северным сиянием.

Когда эскимосы под начальством Густапса и Иорника вернулись на станцию, они застали странную картину. Вокруг сидящего в той же позе, в какой его нашли, Магнуса Биорн а стояли на коленях все европейцы и американцы. Это была вечерняя молитва, которую благословлял мертвый Магнус Биорн.

В сердце закоренелого бандита что-то дрогнуло. Густапс невольно преклонил колена и присоединился к молящимся. Несчастный раскаивался и уже готов был отказаться от всех своих преступных замыслов и чистосердечно признаться во всем Фредерику.

Но сама судьба была против Надода.

В ночной тишине послышались скрип полозьев по снегу и голос человека, покрикивавшего на собак.

Кто бы это мог быть?

Фредерик и Эдмунд пошли к двери, чтобы встретить прибывших, и на пороге столкнулись с Гуттором. За ним вошли на станцию Грундвиг, лейтенант Лютвиг и Гаттор.

— Слава Богу! Они живы! — воскликнул Грундвиг и бросился в объятия своего друга.

— Ура! Ура! — закричали четыре американских матроса, оставленные для охраны яхты и приехавшие вместе с матросами брига.

Все присутствующие стояли в изумлении, ничего не понимая в происходящем.

Только Густапс и Иорник догадались, в чем дело, и попытались благоразумно скрыться.

Осторожно пятясь задом, они добрались до двери и только собирались юркнуть в нее и бежать, воспользовавшись санями Грундвига и Гуттора, как богатырь, бывший настороже, схватил их за воротники.

— Стойте, канальи! — крикнул он. — Теперь уж вы не уйдете от меня!

Прибывшие с ним люди стали у двери и загородили ее.

— Гуттор, что ты делаешь? — крикнул нетерпеливо герцог.

— Сейчас, ваша светлость, я вам все объясню, — заговорил Грундвиг. — Я просто обезумел от радости, увидев вас невредимыми… Знаете ли вы, кто эти люди?.. Гуттор, стащи с него маску!..

— Я и сам сниму! — зарычал Густапс и сорвал с себя капюшон и маску.

— Красноглазый! — раздался дружный крик изумления.

Да, это был Красноглазый.

Он стоял с искаженным от бешенства лицом и сверкающим глазом и дерзко смотрел на своих врагов.

— Это я, — сказал бандит, — при одном имени которого вы трепещете. Я имел глупость дважды пощадить вас… Не бойтесь, Красноглазый не будет просить пощады, он сохранит ненависть к вам даже после смерти.

— Свяжите этого человека и заткните ему рот! — приказал герцог.

Узнав, что Эдмунд оставил ему сани и собак, Грундвиг сейчас же хотел ехать по следам экспедиции, оставив больного Гуттора на станции. Но Эриксон решительно воспротивился этому, говоря, что Грундвига без Гуттора ему запрещено отпускать.

— Можете спросить Рескиавика, он вам то же самое скажет, — настаивал он.

— Если с нашими господами что-нибудь случится, будете виноваты вы, — пригрозил им Грундвиг.

— Что же им грозит? — спросил встревоженный лейтенант.

— Проводники — эскимосы Густапс и Иорник — хотят убить герцога и его брата.

— Но ведь в этом нет ни капли здравого смысла, — возразил Эриксон.

Грундвиг понимал, что спорить с ним бесполезно, и, скрепя сердце, согласился ждать выздоровления Гуттора.