– Да, Гэвин, – тихо усмехнулся Диллан, его лицо было всего в дюйме от лица Гэвина. – Ты, возможно, захочешь быть осторожным. Он, возможно, уже вызвал копов. Может, твоя предлагаемая ссылка начнется сегодня?

– Извините, – сказал средних лет администратор, встав перед их столиком. Явно пораженный сценой, он упер руки в бока, голос прозвучал твердо. – Вынужден просить вас успокоиться, или мне придется выкинуть отсюда вас обоих.

С глазами, пылающими бешеной яростью, Гэвин медленно отпустил Диллана. Встряхнул головой, его трясло от неудовлетворенной жажды крови. Гэвин сделал глубокий вдох, и откашлялся:

– Мы актеры, – он смотрел на Диллана, голос был таким холодным, что мурашки пробежали по позвоночнику Эмили. – Мы просто играли сцену. – Снова заняв свое место, Гэвин посмотрел на администратора. – Пожалуйста, примите мои извинения. Остаток нашего обеда пройдет спокойно.

– Актеры? – спросил администратор с недоверием.

– Да. Актеры, – спокойно ответил Гэвин, наблюдая, как Диллан садится обратно.

Мужчина кивнул.

– Ладно, актеры. Больше не позволяйте такому случиться. Или же оба вылетите отсюда, – на этой ноте он развернулся и ушел.

– Чего ты хочешь? – спросил Гэвин. Он взглядом буквально убивал Дилана, только голос был болезненно спокойным.

Диллан неопределенно пожал плечами, дьявольская улыбка играла на губах.

– Я хочу быть в курсе. Хочу присутствовать на всех и каждом приеме у доктора. Еще я хочу присутствовать при рождении. – Он замолчал, провел рукой по зачесанным назад светло-каштановым волосам и посмотрел на Эмили. – Мне всегда было любопытно, как звучат крики женщины, которую разрывает надвое от боли, когда она выталкивает из себя еще одну человеческую жизнь. Особенно женщины, которая заслуживает каждую минуту этой боли.

Гэвин подался вперед, но Эмили быстро поднесла руку к его груди. Почти лишилась дара речи, лицо исказило изумление.

– Ты выжил из своего хреного ума, – выдохнула она, стирая слезу с лица. – Ты не хочешь ни частички этого ребенка, и ты знаешь об этом, ублюдок. Ты даже не можешь находиться рядом со мной.

Диллан облокотился на спинку, скрестив руки на груди.

– Ты права в нескольких вещах, Эм. Нет, меня не должно быть рядом с тобой. Но давай не будем забывать, что сказал коп у школы. Если ты еще раз будешь плохой, очень плохой девочкой, нарушающей правила... – он погрозил ей пальцем. – Я провел некоторые исследования. Ты можешь использовать защитное предписание за исключением вот таких ситуаций, так что я могу принимать участие во всех надвигающихся на нас забавных событиях. Ты также права в том, что у меня нет ни малейшего желания иметь хоть какие-то отношения с маленьким ублюдком. В любом случае, я…

– Сколько? – спросил Гэвин, предложенная ссылка казалась все более привлекательной с каждым брошенным словом мудака. – Сколько ты хочешь, чтобы убраться нахер отсюда? Убраться и никогда больше нас не беспокоить.

Диллан запрокинул голову и засмеялся, почесывая подбородок.

– Видишь ли, Гэвин, я не настолько глуп, как ты мог обо мне подумать. Никогда не забывай об этом. Я знал, что ты попытаешься откупиться от всего этого. Знаю ваш долбанный тип, богатенькие слизняки, разгуливающие по земле и считающие, что можете купить всех вокруг. Мне не нужны твои гребаные деньги. У меня есть свои. Даже на секунду не думай, что уничтожил меня, прекратив наше сотрудничество, потому что это не так. Сейчас, конечно, даже Трамп сошел бы с ума, упустив даже небольшие деньги. Но никакое количество зелененьких, которые ты можешь мне заплатить, не принесет мне такого удовольствия, как видеть вас, раздавленных от моего постоянного присутствия во всем этом. Я уже в предвкушении и разгорячен, только думая об этом. Один или десять миллионов твоих грязных долларов не смогут купить это чувство. Если б я мог, я законсервировал бы его. Я ударю тебя туда, где больнее всего, и это не твой кошелек. Вот она – сидит сейчас рядом с тобой и выглядит чрезвычайно привлекательно этим вечером.

Гэвин сжал челюсть. Он почувствовал себя загнанным в угол, когда Диллан встал.

– Мне надо отлить. К тому же, думаю, вам двоим есть над чем поразмыслить. Я, будучи милым парнем, перечислю все еще раз, прежде чем оставить вас, голубков, вдвоем. Так, давайте посмотрим. – Нахмурив брови, Диллан скрестил на груди руки и поводил челюстью в притворной сосредоточенности. – У меня есть не только запись камер видеонаблюдения, где записана каждая секунда того, как ты вбиваешь меня в мой же стол, есть еще и свидетели. Целая толпа свидетелей сегодня, здесь, которые видели, как ты напал на меня. Есть и предостаточно родственников, которые играют в гольф, выпивают, устраивают барбекю с судьями по уголовным делам, самыми влиятельными в Манхэттенской судебной системе. Какой же я нахрен счастливчик! Теперь вы двое очень хорошо подумайте о своем решении. Мы можем сотворить из этого что-то довольно простое или чертовски сложное. – Не сказав больше ни слова, Диллан исчез в направлении туалета.

Зажмурив глаза и, содрогаясь, выдохнув, Эмили поставила локти на стол. Сжала виски в попытке бороться с пульсирующей головной болью, готовой разломить её череп. Напряжение сковало каждую клеточку.

– Мы должны позволить ему, Гэвин. Я схожу к окружному прокурору в понедельник и внесу все необходимые изменения в защитное предписание.

– Ничего, блять, не выйдет. Мой отец – адвокат. Мы не согласимся ни на что, чего хочет этот мудак, пока я не поговорю с ним.

Эмили подняла голову, взглядом пройдясь по лицу Гэвина. Он был также измотан, как и она. Её голос прозвучал тихо, но резко.

– Я не буду ждать. Не дам шанса засадить тебя в тюрьму. Ты можешь быть отцом этого ребенка. И ты нужен мне в его жизни. В моей жизни. Пожалуйста? Мы оба раздавлены всем этим. Больше я не вынесу.

– Господи Боже, Эмили, – он развернулся так, чтобы видеть её лицо. – Он хочет быть в проклятой родильной палате. Ты хоть знаешь, чем это окажется для меня? Это вгонит меня в гроб. Подумай о том, что ты говоришь. Мало того, что я вынужден мириться с мыслью о том, что он с тобой сделал, ты хочешь, чтобы я разделил с ним рождение, возможно, моего ребенка?