Неоценим вклад этих летчиков в победу над японскими воздушными силами. Достаточно сказать, что Сергей Иванович Грицевец сбил в боях около 40 вражеских самолетов, за что был удостоен второй Золотой Звезды Героя Советского Союза. А Виктор Рахов победил в воздушной дуэли известного аса Моримото, который, судя по рекламе вокруг его имени, был ниспослан самим богом, чтобы открыть японской военщине путь из Монголии в Советскую Сибирь.

Оба воздушных витязя погибли: Грицевец в бою в августе 1939 года, Рахов скончался от тяжелых ран в Читинском госпитале. И у могучего дуба сбивает листья осенний суховей…

О делах на фронте нас коротко информировал командир полка Герой Советского Союза Григорий Пантелеевич Кравченко. Мне дважды после Халхин-Гола довелось встречаться с ним: во время советско-финляндской войны 1939-1940 годов и в годы Великой Отечественной, когда он командовал авиадивизией, а затем воздушной армией. Уже в 1939-м это был смелый авиатор, опытный командир.

Полевой аэродром нашей эскадрильи в полном смысле оправдывал свое название. Самолеты стояли в степи под открытым небом. Рядом - десятка полтора юрт и походная кухня. В нескольких километрах от аэродрома сосредоточивались, судя по ночному грохоту, крупные силы наших войск. По всему чувствовалось, что мы прибыли перед началом большого наступления. Чтобы заглушить гул подходящих танковых подразделений, с [24] наступлением темноты вдоль линии фронта барражировали наши самолеты ТБ-3, от двигателей которых были отсоединены выхлопные патрубки. От этого шум работающих двигателей увеличивался в несколько раз. Использовались и другие разные маскировочные средства, чтобы ввести японцев в заблуждение…

Чуть рассвело, как раздался сигнал тревоги. Командир эскадрильи капитан Красноюрченко перед посадкой в самолеты объяснил боевое задание: когда наши наземные войска после артиллерийской подготовки и бомбежки позиций врага начнут мощное наступление, эскадрилья должна сопровождать его, подавляя пушечно-пулеметным огнем оживающие артиллерийские батареи японцев. Обратившись ко мне, комэск сказал:

–  Вы, Медведев, летите в моем звене.

Боевое крещение! Волновался, конечно, но волнение сразу исчезло, как только привычным движением перебросил тело в кабину. Взлет! Считанные минуты, и мы уже над степью, где бушует пламя боя. Высота около 1500 метров. Углубились на территорию, занятую японскими войсками. Вижу, комэск с полупереворота ввел свою машину в пикирование. Я последовал за ним и тут же заметил по огненным всплескам на земле артиллерийскую позицию. Шепчу про себя:

–  Ага, вот вы где, гады, сейчас получите сполна…

Пальцы впились в гашетку. Заработали сразу две пушки и пулеметы. Мой «ишачок» яростно затрясся.

Мы сделали еще два захода и заставили замолчать вражеские батареи. В азарте я не заметил и не услышал команды на сбор эскадрильи. Когда вышел из атаки и набрал высоту, своих не увидел. Полетел в сторону наших войск. У линии фронта двигатель неожиданно фыркнул. Я насторожился, посмотрел на бензомер - красная лампочка - значит, горючее на исходе. Мотор еще раз фыркнул и остановился. Удивился своему спокойствию, [25] хотя опасность понимал. Поле, куда направил самолет, было все изрыто траншеями. Повезло мне здорово - при пробеге ни одно колесо не попало в окоп.

Комэск поворчал немного, сделал замечание за то, что я не пользовался высотным корректором, который экономит расход горючего. Урок запомнился мне на всю летную жизнь:

Тревога звучала теперь не только на рассвете. Все жарче разгорались наземные бои. С обеих сторон в них участвовало около четырехсот танков, до трехсот орудий. В воздухе бои шли на разных «этажах». Мы вылетали по нескольку раз в день и прочно удерживали воздушное пространство над нашими боевыми порядками, не давали японской авиации бомбить позиции советско-монгольских войск.

На войне каждый день полон неожиданностей, особенно если ты еще не набрался опыта, не проверил себя в критических ситуациях. Однако бывают дни и вовсе из ряда вон выходящие.

В тот день было солнечно. К полудню стало жарко, а легкий ветерок, который утром приносил свежесть, обжигал своим дуновением сосредоточенные лица летчиков, ждавших очередного боевого вылета.

Я сижу в кабине и смотрю на своего друга и товарища - техника самолета Шостака. Мы понимаем друг друга без слов: «Скорей бы вылет!»

Глухой выстрел. С шипящим звуком взлетела ракета. На аэродроме все пришло в движение. Истребители в считанные минуты поднялись в воздух и заняли свои места в боевом порядке эскадрильи. Мне было доверено вести на боевое задание двух молодых летчиков.

В голубом, солнечном небе - ни облачка. Под крылом «ишачка» плыла ровная, выжженная солнцем степь. [26]

Но вот на горизонте заблестела серебристой лентой причудливо извивавшаяся среди султанчиков дыма от разрывов снарядов река Халхин-Гол.

Неожиданно справа, со стороны солнца, показалась группа юрких вражеских истребителей. Резко развернувшись в стороне, они стали уходить от района боевых действий, как бы подставляя себя для атаки. Это была обычная хитрость японских летчиков-истребителей: отвлечь нашу эскадрилью на себя, создать благоприятные условия для атаки своим бомбардировщикам.

Командир эскадрильи, зная повадки врага, приказал нашему звену преследовать группу И-95, а остальные наши самолеты продолжали прикрывать с воздуха наземные войска. Я подал команду своим ведомым на атаку и, выполнив сложный разворот, ринулся на врага. Ведомые не удержались в боевом порядке звена и отстали. Этим сразу же воспользовались японские истребители и взяли меня в «клещи»: два японских самолета заходили для атаки с задней полусферы, а один погнал на лобовую. Это был неожиданный маневр.