– Да стреляйте же, отче, в меня не попадете! – Нелли чувствовала, как Панкратов всем телом подался к лазу, право, точно крыса к норе.

– Да, слуга мой человек, – Венедиктов странно облизнул губы. – Но коли ты не убьешь его сейчас, девчонки тебе вовек больше не видать. Ну а убьешь, сам знаешь, не превращать тебе больше вино в кровь! Да не пробуй слегка ранить, знаю я твою повадку! Так он вить и раненый ускользнет с девчонкою, щель-то рядом!

Черные глаза отца Модеста горели на белом лице, словно оно превратилось в нецветной рисунок тушью. Дуло его пистолета потихоньку начало переползать с Венедиктова на Пафнутия.

– Тебе может еще повезти, – с расстановкою рассуждал Венедиктов, издеваясь. – Ну как человечишка выживет? Попробуй метнуть карту!

Дуло пистолета переместилось.

Нелли рванулась вновь, но тут прогремел выстрел.

Безграничное изумление в лице отца Модеста успела заметить Нелли, прежде чем рухнула на пол вместе со взвизгнувшим Панкратовым.

Зазвенели шпаги, в комнате шумели и топали, а Пафнутий, упавший сверху на Нелли, завывал, прижимая руки к груди. Противные брызги летели прямо в лицо, но Нелли понемногу выдиралась из-под придавившего ее раненого.

– А сие неплохо! – весело кричал где-то рядом Роскоф. – Давненько я не упражнялся с таким противником!

– Ой, лишенько, ой, насмерть поубивал! – причитал над ухом Панкратов. Поднявшись, Нелли увидела, что Роскоф бьется с кинувшимся на него

Венедиктовым, пытающемся прорваться к дверям. До чихоты пахло порохом. Позади отца Модеста стояла Катя, и пистолет в ее руках дымился.

– Пропустите его, Филипп! – крикнул священник. – Вы слабы после раны, а шпага Ваша его не сразит! Пусть уходит покуда, слышите?!

Роскоф повиновался с большой неохотою.

Венедиктов выскользнул в дверь. В комнатах остался только истекающий кровью Панкратов.

– Ой, лишеньки, беда-горюшко, – безостановочно бормотал он.

– Выживет, пожалуй, – с сожалением предположила Катя. – Больно уж жиловатый.

– Но вить он найдет какую подмогу либо оружие в доме! – воскликнул Роскоф, обращаясь к отцу Модесту.

– Пусть его находит, – отец Модест, ухвативши вычурный табурет на тонких ножках, забил его меж косяком и ручкою двери. – Веревка при Вас, Филипп?

– Не лучше ль воспользоваться ходом?

– Ты чего, барин, с дуба упал, он, может, в двух верстах от лошадей! – гневно воскликнула Катя.

– Бог знает, куда он ведет, – отец Модест легко улыбнулся.

Откуда-то промеж пуговиц на животе камзола Роскофа заскользила толстая веревка. Ровно паутинка из паука – Нелли фыркнула.

Отец Модест, не дожидаясь, покуда вервие появится целиком, ухватил конец и принялся прилаживать его к козлобородой горгуле, украшавшей оконную раму.

Катя дернула створки: снежный буран ворвался внутрь, словно неся в себе что-то чистое и живое. Белоснежные звезды крупных снежинок вмиг легли на толстые ковры и парчовые драпировки.

– Вона твои плащ с шапкою, – ворчливо заметила Катя, когда Нелли кинулась к окну, с ей самой непонятной жадностью во все легкие вдыхая морозную прохладу.

– А ваши-то где?! – Только сейчас Нелли заметила, что все трое ее избавителей были без верхнего платья и с непокрытыми головами.

– Внизу остались, Его Преподобье сказал, лишняя одёжа в потасовке мешается.

Повязавши веревку на шею горгулы, словно собирался ее повесить насмерть, отец Модест прыгнул на подоконник. Веревочный моток со свистом полетел наземь.

– Нелли, гляди! Ты перебираешь веревку и идешь по стене, словно по ровному месту. Это вовсе не сложно. Только не наступи на стекло, как дойдешь до нижнего окна. Ступай по раме! Примечай, как я пройду.

Отец Модест, упершись снаружи о подоконник, откинулся спиною назад, скользя ладонями по веревке.

Нелли, свесившись из окна, наблюдала, как он пошел вниз, осторожно переступая сапогами по стене.

– Теперь ты! – Катя слегка подтолкнула подругу. – Давай живей, времени нету!

– А ларец? – забеспокоилась Нелли. – Я его не оставлю Венедиктову!

– Да ладно, я с ларцом твоим спущусь, не впервой! – Катя расхохоталась. – А ему уж, так и быть, подарим побрякушки старой Зилы.

Натянувшаяся веревка жгла руки, и было странно идти спиною вперед, ступая по вертикали. Отец Модест подхватил Нелли много раньше, чем ноги ее добрались до земли.

Следом уже лезла Катя, обремененная шкатулкой. Роскоф спустился последним.

– Скорей к лошадям! Вот-вот он устроит погоню!

И беглецы со всех ног пустились бежать по белому парку, словно ничего не было проще и никогда не шастала в тени его деревьев пиявкоподобная нечисть.