Шрифт:
Усаживаясь, Клава быстро проверила сама себя – и обнаружила, что жалеечка ее раскрылась. И вовремя! А то бы стыд перед этой веселой врачихой понимающей. Над тезкой посмеялась, а получилось бы, что у самой-то и нет этой самой первой необходимости.
Госпожа Божа опять помогла. Знает Она-Они чередование времен: время закрывать входы и время раскрывать входы.
Докторша сначала посмотрела, светя себе лампой.
– Virga intacta, – сообщила сама себе.
Потом дотронулась пальцем – и жалеечка резко сжалась снова.
Цветки тоже есть такие, которые сжимаются сразу – от малейшей мушки.
– Ну вот, – сказала врачиха. – Да мы, оказывается, недотроги. И часто это у тебя?
Узнала! Узнала про тайный стыд!
Что ей отвечать, когда нечего отвечать?!
Клава изогнулась дугой… Нет, это Госпожа Божа вовремя защитила, изогнула дугой, заставила биться выловленной рыбкой.
– Помогите подержать! – крикнула врачиха.
Клава всё слышала – и тем самозабвеннее изгибалась, счастливая и испуганная – почти как на сцене, хотя и не так.
– Что – эпилепсия?!
– Истерическая дуга. Классика. И вагинизм к тому же – полный букет. Тут, наверное, долгий анамнез – в короткой-то жизни. Но – Virga intacta.
– В коллектив-то ее можно?
Клава выгнулась еще напряженней – если только можно. И забилась сильней – вырываясь из шести рук.
– В какой коллектив? В детское отделение! Хотя там тоже своего рода коллектив.
Только на носилках Клава расслабилась.
Вот и поехала снова.
Значит так надо. Госпожа Божа ведет ее неисповедимым путем.
Но не оставляет ни на минуту попечением своим.
Мати, Доча и Святая Душа склоняются над Клавой с трех сторон.
40
В отделении на Клаву напялили давно отвычное белье. Трико дерюжное сразу стало царапать нежные части, оценившие уже радость свободы и свежего ветра.
Счастье еще, что сразу же и уложили на кровать – не такую, как последняя ее кровать в корабле, но лежать все же можно. Под одеялом Клава тотчас спустила трико – и палата стала немного роднее.
Лежали еще многие девочки на многих кроватях – но не разобрать в полутьме. Хотя синяя лампочка светила без передышки.
Толстая санитарка сидела у раскрытой двери.
– Клава, иди белье считать! – позвали из коридора.
– Да не могу я! Видишь, за надзорную посадили, – откликнулась санитарка.
Еще одна тезка. Такие совпадения не бывают спроста. Это Госпожа Божа подает знак, что не оставила Клаву-первую, Клаву настоящую, Калю Дэви свою. Не оставила и не оставит, потому что ничтожны перед Нею-Ними любые запоры и стены.
Мати, Доча и Святая Душа снова склонились над нею, и Клава заснула уставшая и успокоенная.
Утром накормили, натянули снова постылое трико и предъявили врачу. Мужику. Ближе к деду, вроде Владимира Петровича.
– Значит, Клава к нам приехала, – выразил полное свое удовольствие. – А как Клаву величать полностью?
– Рок-святая Каля Дэви.
– Отлично. А псевдонима нет ли в запасе, когда нужно от поклонников отдохнуть, скрыться? На самом-то деле Каля Дэви, конечно же, а для своих домашнее прозвище: какая-нибудь Клава Картошкина, а?
Смешной. И Додик тоже спрашивал – для бумажки. Дались им всем бумажки-промокашки!
Но что купило Клаву – угадал ведь почти. Овощем назвал. Наверное, это Госпожа Божа знак подает.
– Капустина.
– Прекрасно! Клава Капустина – акробатка, потому что на мостик встает красиво, я слышал, да?
– Я не встаю. Меня саму изгибает.
– Что – изгибает?
Сказать – не сказать?
– Госпожа Божа изгибает.
– Отлично. Лично удостаивает вниманием. Персонально.
Посмеялся над Госпожой Божей. Злой он, хотя и прикидывается.
Клава молчала. Уперлась.
– Так что же? Госпожа Божа разговаривает с тобой? Голос ты ее слышишь?
Клава молчала.
– Ну хорошо. Оставим пока дела небесные. Со здоровьишком-то как? Кашель? Живот?
– Нормально.
– Рад снова услышать знакомый голос. Не жалуешься, значит?
– Нет.
– Ну, давай тогда посмотрим.
Ну, вот и раздел наконец. Всегда этим кончается.
Но доктор щупал совершенно равнодушно. Точно куклу вертел.