– Ты злишься.

– Нет, боже, мам, на самом деле, мне все равно. Правда. Я не горю желанием слушать эти истории об отце. Если он ушел не просто так – и прекрасно. Но сейчас речь не об этом.

– Эмеральд…

– Ты должна уехать. Поезд отходит в половину шестого. Здесь номера телефонов, - я протягиваю Патриции лист и шмыгаю носом. – Узнаешь насчет квартиры, а пока останетесь в отеле. Денег хватит, Колдер хорошо зарабатывал.

– Я не оставлю тебя.

– Оставишь.

– Родди, прекрати так со мной разговаривать. Я твоя мать, и я…

– …уедешь, - настаиваю я и недовольно морщусь. Почему-то мне становится паршиво. Отворачиваюсь от матери и смотрю в окно. Сколько раз я стояла на этой кухне, на этом же месте и думала о том, что я никому не нужна. Когда у людей есть возможность стать ближе, они ею не пользуются. А когда возможности нет – в них вдруг просыпаются чувства. Разве это не полная чушь? Мы просыпаемся тогда, когда уже поздно, и начинаем оправдываться. Но почему было бы сразу не бодрствовать? Кто вам мешал смотреть, а не закрывать глаза? А теперь внезапно посыпались красивые слова, и, конечно, вдруг оказывается, что и ближе-то никого нет. Но вот в чем дело – время-то уже прошло. Я хотела, чтобы мама была рядом. Но не сейчас. Теперь я научилась жить без нее, и пусть это паршиво и сложно – это правда.

– Почему ты ведешь себя так, Эмеральд? – спрашивает она, но я не оборачиваюсь. – Я же здесь, прошу, не молчи.

– Мне нечего сказать, мам.

– Ты хочешь, чтобы я уехала?

– Да. Так будет лучше. – Патриция поджимает от обиды губы. Я все же смотрю на нее через плечо и криво улыбаюсь. – Будем созваниваться, как все нормальные люди.

– Ты не позвонишь мне, Родди, - дрожащим голосом шепчет мама, - а даже если буду звонить я – не возьмешь трубку.

Мы глядим друг на друга. В чем-то она права, я бы не взяла трубку, если бы не видела, как быстро свет тухнет у людей в глазах. Эти несколько дней изменили меня. Немного. Но я определенно ощущаю нечто новое. Оно заставляет меня думать, прежде чем действовать, прежде чем говорить. Я раньше и не подозревала, что могу быть такой.

Что мне будет не все равно.

– Я возьму трубку, мам, если ты позвонишь. Каким бы монстром ты меня не видела, я еще умею чувствовать, поэтому и прошу тебя уехать.

– Скажи хотя бы, кто тебя преследует? Я хочу помочь, Эмеральд.

– Ты поможешь, если прямо сейчас пойдешь собирать вещи. – Смотрю на Саймона, но он почему-то отводит взгляд в сторону. – Времени мало. Найди Кеннета и спускайтесь вниз.

– Как же я все брошу? Работу, дом…

– Начнешь все заново, мам. Многие отдали бы все за такую возможность.

Почему-то я думаю о том, что сама бы не отказалась убежать. Вот бы мне кто-то взял и купил билет, вот бы и я унеслась подальше от этой бессмыслицы. Адреналин и риск – это одно, но здесь все запутано. На кону жизни, и я за них ответственна. Это не по мне. Не вижу я себя в роли серьезного человека, вершителя судеб. Мне бы набираться мелких проблем и заниматься тем, что решать их. Вот и вся моя жизнь – без смысла, но со вкусом.

– Хорошо, - Патриция кивает и заправляет за уши волосы, - я сейчас вернусь, Родди.

– Поторопитесь, мам. Второго шанса не будет.

Когда она уходит, Саймон, наконец, отмирает и сдвигается с места. Подходит ко мне и вдруг обнимает за плечи, словно пытается согреться. Я грузно выдыхаю.

– Что ты делаешь, ковбой?

– Не знаю, Родди, - отвечает он. – Просто мне вдруг показалось, что тебе кто-то нужен.

Я бы поспорила, но не спорю. Разве не странно, что все мы в ком-то нуждаемся? Люди такие слабые. Но я бы хотела стать сильной, и стану, правда, чуть позже.

– Этот дом совсем не изменился, - говорит Блумфилд и отстраняется. Он подходит к окну, кривит губы и отодвигает занавеску. – Такое чувство, будто и не проходило столько лет, а мы ведь не приходили сюда года три, верно?

– Я уже не помню.

– Ты ненавидела этот коттедж.

– Я все здесь ненавидела, - хмыкаю и придвигаюсь к парню. – Это не мой дом. Знаешь, это какая-то глупая замена. Копия копии. Колдер не был близким, но…, как бы объяснить, он ушел, и все полетело к черту. Обычно такое происходит, когда исчезает родной человек.

– Он и был родным человеком, бестия.

– Разве? Если так, почему я его совсем не помню?

– Потому что тебе было четыре, Эмеральд, - ворчит Саймон. – Ты была маленькой.

– И что?

– И то, что никто не помнит себя в этом возрасте. Не только ты. Прости, но здесь тебе не получится выделиться. Увы.

– Издеваешься, - смеюсь я. Становлюсь рядом с парнем и смотрю в окно. – Если бы я могла выбирать, то не за что бы не захотела оказаться в этой передряге.

– Да, ну. Бестия, ты же обожаешь приключения! Кого обманываешь?