В ночь на 17 апреля приходили на внешний рейд японские миноносцы. Вероятно, с целью набросать мин. Обнаруженные прожекторами и встреченные огнем батарей, поспешно скрылись, но, конечно, дело свое сделали.

В 1 ч. ночи 20 апреля меня разбудили глухие удары отдаленных пушечных выстрелов.

– - Где и по какому случаю? -- думал я, стараясь привычным уже ухом разобрать, кто начал -- правый или левый фланг?.. Досадно было бы из-за пустого любопытства в сырую, холодную, темную ночь покидать теплую койку и лезть на мостик. -- Все равно мы с нашего места в Западном бассейне не можем принять участия ни в каком деле...

Внезапно раскаты одиночных выстрелов перешли в беспрерывный гул. Даже сквозь плотно задернутую занавеску иллюминатора пробивались отблески то ярко-багровых, то зеленовато-золотистых не гаснущих молний... Видимо, стреляли все, кто мог!.. Сна -- как не бывало...

С мостика "Дианы" мы немного увидели. В просветы между Золотой, Маячной и Тигровой горами, словно сквозь промежутки между кулисами, мы, как статисты, ожидающие своего выхода, могли только догадываться о содержании драмы, разыгрывавшейся на главной сцене...

Это была третья, наиболее отчаянная, попытка японцев запереть Порт-Артур.

Несомненно, что через своих шпионов они знали не только о неудаче предыдущей попытки, но и о всех мерах, принятых нами к предотвращению новой. Они знали, что теперь уже нельзя попросту взять прямой курс ко входу, но надо идти по искусственно созданному фарватеру. И вот -- под бешеным огнем батарей и сторожевых судов -- их миноносцы подошли к поворотным пунктам и стали маячными судами, указывая дорогу заградителям...

Очевидцы говорили, что это было похоже на сказку!.. Один миноносец взорвался на наших минах, один был утоплен артиллерией, вероятно, многие пострадали -- но свое дело сделали!..

Когда события минувшей войны уже не будут иметь значения ближайшего по времени, драгоценного опыта, добытого кровью, когда раскроются архивы, мы, конечно, узнаем все, во всех подробностях, но в данный момент в своем рассказе я вынужден руководствоваться лишь моим дневником да сообщениями других очевидцев, не более его достоверными...

Всех брандеров-заградителей было 12. Четверо, подбитые или просто не выдержавшие огня, повернули обратно в море, 8 -- дошли.

Все затонули, вдали от входа, но все же два успели, извилистым фарватером, проникнуть за "Хайлар".

По счастью, они не легли поперек дороги, но это была не их вина, равно как и не наша заслуга, а просто судьба.

Во всяком случае, нельзя не признать, что уже второй раз блестяще оправдала себя система отражения атаки брандеров, детально разработанная при Макарове и объявленная его приказами. Береговые батареи, сторожевые и охранные суда и шлюпки -- действовали, как по нотам.

Наместнику, прибывшему на "Отважный", оставалось только наблюдать за тем, как разыгрывается пьеса по партитуре гениального композитора -- нашего дорогого "Деда".

Поклонники талантов адмирала Алексеева, историки, пытающиеся еще более расцветить его, и без того цветистые, реляции, -- любят говорить о том, как он руководил отражением этой атаки брандеров-заградителей, "с которых сыпался град из поставленных на них пулеметов" ("Русская Старина". Апрель 1907 г. Стр. 71). В интересах восстановления истины не могу не указать, что, несмотря на "град", потерь с нашей стороны не было, а кроме того, несомненно, что если и был "град", то он сыпался на ближайших противников -- сторожевые и охранные суда и шлюпки, а также на батареи скорострельных морских орудий, недавно воздвигнутые и вынесенные возможно вперед и ближе к уровню моря.

"Отважный" стоял в самом проходе, во второй линии обороны, между Золотой горой и воротами в Восточный бассейн. На него этот "град" никоим образом не мог быть направлен, и Драгоценная жизнь наместника не подвергалась никакой опасности. Впереди "Отважного" были: два внешних бона, преграда из затопленных судов, первая линия обороны -- "Гиляк" и прибрежные батареи -- и, наконец, солидный бон, снабженный стальными сетями, опускающимися почти до дна, запирающий сам проход.

Вряд ли даже с "Отважного", стоявшего в трубе, а не в горле прохода, возможно было наблюдать за ходом дела и давать какие-либо указания. Это было бы возможно лишь с "Гиляка", находившегося на авансцене, но туда... наместник не счел необходимым проследовать.

Так или иначе благодаря Богу выход в море остался свободным, и вновь затонувшие японские брандеры только усилили подводный бруствер, созданный Макаровым из затопленных пароходов, делая новую попытку заграждения почти безнадежной.

11 февраля и 14 марта, при штилевой погоде, уцелевший экипаж брандеров-заградителей, пользуясь смятением (стоило ли заботиться о поимке 30--40 человек?), уходил на мелких шлюпках в открытое море, где с рассветом его подбирали разведчики и миноносцы неприятельской эскадры. Нашими трофеями были только трупы, которые предавались земле с воинскими почестями, согласно уставу. (Между прочим, это обстоятельство вызвало в Японии течение нам сочувственное -- многие увидели из этого факта, что мы уж не такие варвары, как про нас рассказывают.)