– Это самая длинная речь на тему религии, которую ты произнесла за все время нашего знакомства, Ирен, и она ужасно несправедлива!

В ответ подруга лишь пожала плечами:

– Я не богослов, Нелл. Теперь я попрошу тебя взглянуть на календарь за май этого года и посмотреть, день какого святого отмечается тринадцатого числа, то есть завтра. Думаю, этого папистского святого ты узнаешь с легкостью.

Так я и сделала, причем Элизабет самым беспардонным образом заглядывала мне через плечо.

Я пролистала календарь до месяца мая, страница которого была богато украшена позолоченной иллюстраций на тему охоты из «Часослова герцога Беррийского» [121] .

Элизабет грубо ткнула пальцем в последнюю клетку месяца:

– Жанна Д’Арк! Дева-воительница и мученица, француженка до мозга костей!

– Как жаль, что мистер Шерлок Холмс не сможет присоединиться к нашей охоте, – заметила Ирен на следующий день. – Но я уверена, что он по-прежнему занят весьма увлекательным чтением, особенно если владение немецким языком не является для него длинной мастью.

– Ха! – по-мальчишески вскрикнула Элизабет, хлопнув в ладоши: она наконец сообразила, что передача книги сыщику служила не более чем отвлекающим маневром.

– Длинной мастью? – Я вопросительно посмотрела на Ирен.

– Американское выражение, Нелл: когда у кого-то на руках почти все карты одной масти в игре.

– Но ты говорила, что это не игра.

– Верно, не игра, если только ты не преступник, наблюдающий при этом за ходом расследования.

– Ты считаешь, что для этого… мясника убийства служат развлечением?

– Нет, но подобные деяния содержат элемент извращенного соревнования с силами закона и правопорядка. Если лондонские послания действительно написал Потрошитель, значит, ему нравится дразнить полицию. Здесь же все по-другому. В Париже дразнят не полицию, а неофициальных следователей.

– Нас? Ты правда так думаешь?

– Готова биться об заклад. Сам убийца, возможно, движим исключительно собственными неудовлетворенными потребностями, о которых пишет Крафт-Эбинг, и не интересуется ничем другим, но кто-то за нами все-таки наблюдает.

– Наблюдает за нами?

Подруга кивнула:

– И за мистером Холмсом, возможно, тоже. Поэтому я и хочу, чтобы он держался подальше от нас сегодня целый день, а также вечером.

– Потому что сегодня днем и вечером мы?..

Ирен разложила на столе поверх бумаг карту Парижа. Первым в глаза бросился треугольник, линии которого соединяли парижский морг, дом свиданий и катакомбы возле Эйфелевой башни.

В несколько движений, используя линейку, примадонна нанесла на карту еще один треугольник, на сей раз перевернутый, с вершиной у дома свиданий на улице де Мулен недалеко от Парижской оперы. Новые линии прошли вдоль сторон первого треугольника, но протянулись дальше, до музея Гревен справа и залитого кровью погреба у парка Монсо, обнаруженного нами накануне.

– Видите узор? – спросила она.

– Треугольники, – тут же выпалила Элизабет.

Я закрыла глаза руками, успев, однако, заметить, как на лице Ирен проступило разочарование.

– Постой! Мне кажется, я это уже где-то видела. – Я отняла руки от лица, стараясь посмотреть на карту свежим взглядом. – Так… Все трупы, которые мы осматривали, отмечены на левой стороне карты, в морге и музее восковых фигур: на карте они расположены один над другим, если смотреть по прямой. Места, где были обнаружены тела либо непосредственно произошли убийства, также находятся с левой стороны, с винным погребом, расположенным по прямой над Эйфелевой башней.

– А улица де Мулен как раз посередине. Такой знакомый узор… но что это?!

– Я уверена, что со временем ты бы вспомнила, Нелл, – произнесла Ирен, будто утешая любимую ученицу, чем явно разозлила Элизабет. – Но времени у нас нет, – заключила примадонна и дотронулась кончиком пальца до точки, обозначающей Эйфелеву башню, потом музей Гревен и, наконец, парк.

– Квадрат, как шаги в вальсе, – вырвалось у меня, пока я наблюдала за ее рукой.

– Или же, – поправила она, – если представить себе, что это не замкнутая фигура, но линии с началом и концом…

И, в самом деле чувствуя себя ученицей, я быстро набросала рисунок прямо на карте.