— Есть! — крикнул он. — Читайте молитвы, какие знаете, потому что мы садимся!

Он медленно повернул влево, описал широкий круг, чтобы залететь на вершину тепуя с северо-востока, и неожиданно вполголоса запел:

Стена тепуя стремительно приближалась к носу самолета, и пассажиры невольно ощутили ужас. Тяжелая машина, управляемая человеком, который знай себе мурлыкал, заботясь лишь о том, чтобы не сфальшивить, неслась — как им казалось, на самоубийственной скорости — к гигантской горе, по сравнению с которой они были всего-навсего пылинкой в воздухе.

Четыреста метров отделяли их от верной смерти.

Триста…

Двести…

Сто — и они, почти касаясь поверхности, влетели на плоскогорье.

Аппарат слегка повело вбок, когда под крыльями внезапно оказалось намного меньше воздуха, чем раньше, однако опытный пилот тут же подчинил его себе и с удивительной мягкостью опустился на длинную равнину; колеса покатились по ней, не встречая препятствий.

Джимми Эйнджел выключил двигатель.

Пятьдесят метров…

Все прекрасно!

Сто…

Все хорошо!

Сто пятьдесят…

Порядок!

Двести…

Все нормально!

И вдруг, в самый неожиданный момент, почва под ними просела, и колеса застряли в грязи: под тонкой коркой, высушенной солнцем, оказался толстый слой вязкой глины, который захватил в плен тяжелый «Фламинго», словно мед муху.

Из-за резкого торможения их бросило вперед, и они повалились друг на друга со стонами и криками ужаса.

Несколько минут царила полная неразбериха.

Наконец Король Неба сдержанно спросил:

— Кто-нибудь ранен?

Никто как будто серьезно не пострадал, однако, спрыгнув на землю — и увязнув по щиколотку в грязи, — они с тревогой обнаружили, что колесная ось сломалась.

Сами они отделались синяками и ссадинами и, расположившись на твердой почве, решили спокойно обдумать положение.

— Ну, и каковы наши дела? — не выдержал Густаво Генри.

— Плохи… — без обиняков ответил Король Неба. — Даже если бы нам удалось заменить ось, не думаю, что в человеческих силах вытащить самолет из трясины.

— Ты уверен? — спросила его жена.

— Боюсь, что да.

— Я видела, как ты справлялся с проблемами и похуже.

— Я всегда хвастал, что умею починить любую поломку в любом самолете, — согласился ее муж. — Но сейчас проблема заключается в том, что аппарат много весит и он крепко застрял. Его можно было бы вытащить лишь с помощью подъемного крана.

Они замолчали, словно им требовалось какое-то время побыть в покое, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что их самые худшие опасения оправдались и они попали в ловушку на вершине неприступной горы.

Помощи ждать было неоткуда, поскольку никто бы не рискнул совершить здесь посадку, учитывая, чем закончилась предыдущая попытка, а тысячи метров по вертикали отделяли их от лагеря, находившегося почти в трехстах километрах от ближайшего города.

— Что будем делать? — поинтересовалась Мэри Эйнджел.

— Для начала придем в себя, — ответил пилот. — Воды здесь хоть залейся, а продуктов у нас хватит на неделю… — Он кивнул в сторону своих товарищей, сидевших метрах в трех от них: — Вот они нас отсюда вытащат.

Женщина повернулась к Густаво Генри:

— Ты сможешь это сделать?

— Если я поднялся на Аконкагуа, [60] значит, спущусь отсюда, — заверил он ее.

— В этом я никогда не сомневалась, — ответила она. — Только мне бы хотелось услышать не то, что ты сумеешь спуститься, а то, что ты сделаешь так, что спустимся мы все.

— Это будет зависеть от вас. Если вы проявите выдержку, мы сумеем это сделать.

— Да услышит тебя Бог!

— Это не Бог должен меня услышать, а ты, — возразил венесуэлец. — За Джимми я спокоен: он наверняка сумеет сохранить хладнокровие, но, если в какой-то неудачный момент у тебя начнется истерика, ты всех нас утянешь за собой в пропасть. — Он сделал значительную паузу. — Мне жаль, что приходится это говорить, но я уверен, что успех или неудача спуска больше зависит от тебя, чем от меня.