Вскоре Феликс Кардона стал подавать им сигналы с равнины: казалось, он лихорадочно пытается отыскать их на каменной стене, однако лучи утреннего солнца еще не достигли того места, где они теперь находились, поэтому не было никакой возможности ответить на дружеское приветствие.

— Бедный Феликс! — в какой-то момент воскликнула Мэри. — Как же ему сейчас плохо!

— Меняюсь с ним, не глядя! — тут же отозвался Мигель Дельгадо с коротким смешком. — Чего бы я только не дал, лишь бы растянуться сейчас на земле, пусть даже на зарослях кактусов!..

Где-то ближе к полудню они достигли колена «дымохода» и метров двадцать двигались почти по горизонтали, а затем вновь очутились на краю пропасти.

Они сели на уступ, на котором теперь можно было, соблюдая меры предосторожности, даже лечь, и после короткого отдыха Густаво Генри попросил, чтобы они подержали его за пояс.

Он встал на край и наклонился вперед, почти под прямым углом к ногам, чтобы осмотреть уходящую вниз стену.

— Что-нибудь видишь?

— Метрах в двадцати начинается что-то вроде карниза, который поднимается, пока не исчезает за углом.

— Поднимается? — ужаснулся Король Неба. — Проклятие!

— Наклон очень небольшой, важно, что до него относительно легко добраться… А там Господь укажет!

Они не стали торопиться.

Сначала подали знаки Феликсу Кардоне, который тут же на них ответил; затем воспользовались возможностью облегчить мочевой пузырь и кишечник, что всем им было необходимо; снова сделали по глотку воды и приготовились штурмовать очередную отметку, которая приблизила бы их к равнине.

Мэри, Джимми и Мигель Дельгадо сообща постепенно отпускали веревку, чтобы Густаво мог по ходу вбить несколько крючьев.

Когда наконец он обеими ногами ступил на карниз и закрепился, они послали к нему Мэри, которую он осторожно поставил рядом.

Затем, как всегда, пришел черед летчика. Спускаясь, он вдевал веревку в крючья, чтобы замыкающий мог спускаться и при этом забирать их, когда они окажутся у него над головой.

Ясно, что без венесуэльцев с их опытом проделать это было бы невозможно — по этой причине Джимми Эйнджел беспрекословно выполнял все указания. Он понимал, что его собственная жизнь и жизнь его жены сейчас находится в руках альпинистов.

Вновь собравшись вместе, они начали медленное продвижение к следующему углу, и там, к своему восторгу, обнаружили, что дальше карниз идет вниз — почти пятьдесят метров по покатой поверхности.

Что и говорить, это был настоящий подарок, большой шаг вперед, и можно было бы радоваться, если бы тонкий слой мха и лишайника, покрывавший камень, не превратил его в скользкий каток — того и гляди, сверзишься в пропасть при малейшей неосторожности.

— Неужели проблемы никогда не кончатся? — растерянно произнесла Мэри Эйнджел.

— В горах всегда так: если какая-то проблема заканчивается, то это потому, что возникает следующая, — спокойно ответил Мигель Дельгадо. — Главное, чтобы новое препятствие не оказалось серьезнее того, что мы преодолели.

Оказалось, что по этому коварному блестящему ковру невозможно ступить ни шагу, поэтому не оставалось ничего другого, как сесть и постепенно съезжать, все время прижимаясь к откосу, и при этом упираться каблуками в поверхность, прежде чем решиться продвинуть ягодицы на считаные сантиметры.

Если бы можно было забыть про восьмисотметровую отвесную стену слева, эта необычная сцена могла бы показаться даже забавной, но тут им было явно не до смеха: когда они достигли конца карниза, штаны у них были порваны, кожа на ягодицах содрана, а по чувству собственного достоинства нанесен удар.

На Великую Саванну уже ложились, вытягиваясь, первые тени, а солнце посылало последние лучи прямо в глаза, поэтому они приготовились провести ночь, улегшись друг за другом на каменном карнизе.

Они вновь вбили уже искривленные и помятые крючья и крепко привязали себя к ним.

Спать под открытым небом в таких условиях, в пределах крохотного пространства, да еще приторочив себя к каменной стене, было все равно что спать в смирительной рубашке, тем более что двигаться было нельзя, чтобы не подвергать риску товарищей. Странно было ощущать клаустрофобию под открытым небом.

Впрочем, теперешнее положение оказалось намного комфортнее, чем предыдущей ночью, хотя на рассвете зарядил дождь, обернувшийся тропическим ливнем, который обрушил сверху настоящую завесу воды. Наконец-то можно было утолить жажду и избавиться от запаха пота и экскрементов, однако в какой-то момент дождь полил с такой силой, что вода хлынула по карнизу, угрожая увлечь их за собой в пропасть.