Связанные с боевой психической травмой функциональные нарушения (боевые стрессовые расстройства) включают широкий спектр состояний дезинтеграции психической деятельности – от кратковременных дезадаптивных реакций донозологического регистра до устойчивых, нозологически оформленных болезненных расстройств.

Для боевых стрессовых расстройств начального периода боевых действий характерны эмоциональная лабильность и гиперестезия, резкие колебания настроения, разнообразные вегетативно-сосудистые симптомы. На этом фоне могут развиваться тревожно-обсессивные и астенодепрессивные, реже – истерические реакции. Нередки поведенческие нарушения: уходы из расположения части, суицидальные попытки, членовредительство, злоупотребления психоактивными веществами.

Более долговременными и более патогенными оказываются последствия хронического боевого стресса. Хотя опасности войны опытные бойцы (в основном – лица с наличием стенических черт в характере) воспринимают менее остро, длительное истощающее эмоциогенное и физическое перенапряжение способствует нарастанию у них астенизации и появлению депрессивно-апатического фона, формированию «приобретенного предрасположения» (Аствацатуров М. И., 1912). В клинической картине развивающихся при этом психических расстройств отчетливо проявляется дефицитарная симптоматика с актуализацией глубинной аффективности, ухудшением межличностного взаимодействия, снижением критичности, деструкцией прежних ценностей и стратегий преодоления стресса. Прослеживается углубляющийся регресс поведения с увеличением частоты патохарактерологических реакций аффективно-эксплозивного типа, завершенных самоубийств и активно-разрушительных насильственных действий.

По материалам афганской войны стрессовые психологические факторы как проявления «боевой психической травмы» могут быть разделены на две большие группы: непосредственно связанные с вооруженной борьбой и относительно независимые от нее (Решетников М. М., 2011).

К первой группе относятся:

– реальная угроза жизни;

– высокое физическое и психическое напряжение;

– постоянное присутствие психотравмирующих ситуаций, наиболее сильные из которых связаны с гибелью товарищей;

– прямое психологическое воздействие неблагоприятных экологических факторов;

– нередко – длительное отсутствие достаточного количества пищи и воды для удовлетворения витальных потребностей;

– негативизм и враждебность населения не только в районах рейдовых походов (как правило, контролируемых боевиками), но и на территории, находившейся под контролем советских войск;

– осознание того, что противник является более опытным, принадлежит к старшей возрастной группе и лучше адаптирован (физиологически и психологически) к ведению боевых действий в условиях горно-пустынной местности;

– высокая угроза минных поражений;

– рейдовый характер боевых действий, обусловливающий нарушение чередования естественных режимов сна – бодрствования и сопровождающийся часто малопредсказуемой сменой периодов максимального напряжения физических резервов, физиологических и психических функций с периодами относительного покоя – при нахождении в пунктах постоянной дислокации, на заставах и в засадах.

В последних двух случаях «относительный покой» было бы вернее характеризовать как «стресс ожидания».

Психологические факторы второй группы включали в себя:

– длительный отрыв от семьи;

– ограниченность эмоциональных и интеллектуальных контактов только своей половозрастной группой;

– культурный голод;

– чрезвычайно низкое количество событий, вызывающих позитивные эмоциональные переживания;

– отсутствие контактов с населением и возможностей для реализации адекватного для этого возраста полоролевого поведения;

– высокая степень риска развития инфекционных заболеваний;

– непривычный ландшафт.

К этой же группе факторов, вероятно, можно отнести и различные переживания, связанные с питанием и обмундированием.

При далеко не полном перечне негативных психологических факторов, частные варианты которых еще более многочисленны, в качестве ведущего и в определенной степени обобщающего фактора были выделены постоянная угроза смерти и дефицит позитивных эмоциональных переживаний.

Каждая война, наряду с культуральными особенностями периода, в течение которого она происходит, вносит свой вклад в патоморфоз боевой психической патологии, определяя тем самым известную патопластику боевой психической травмы. Так, если во времена А. В. Суворова обычными были длительные пешие переходы в полной выкладке, что служило, по мнению врачей, «перенапряжению» сердечной мышцы и находило отражение в клинических описаниях, то реальность Первой мировой войны – «траншейные» войны со свойственными им страхом смерти при артобстреле и незащищенностью на обстреливаемых позициях – закрепили в представлениях о военных неврозах значение контузионных воздействий. Распространение химического и бактериологического оружия приводило к возникновению понятий «газовой истерии» и «синдрома оранж», внезапность боестолкновений для неподготовленных войск – к «неязвенной диспепсии».

В то же время, благодаря прогрессу медицинских знаний, стало очевидным, что симптоматология психических расстройств в боевых условиях носит универсальный характер, т. е. не зависит от типа военных действий, их времени и прочих факторов. Это обусловлено тем, что во все времена неизменным оставался основной принцип войны – постоянный риск для жизни и безвыходная дихотомия: убивать или быть убитым. Признание этого факта в качестве основной причины формирования боевой психической патологии способствовало ее выделению в отдельный кластер психических нарушений (Jones E., 2002).