Сюрикен врезался в щеку пирата. От неожиданной ошеломляющей боли он даже пошатнулся, а затем схватился за шип, который торчал возле носа, чтобы выдернуть его. Этих драгоценных мгновений, когда все внимание турка было сосредоточено на жалящем шипе, Гоэмону хватило, чтобы упасть на палубу, юлой подкатиться под ноги пирату и подрезать ему сухожилия на ногах. Осман упал со страшным грохотом; по крайней мере, так показалось юному ниндзя. Гоэмон выпрыгнул высоко вверх и с яростным воплем: «Киай!!!» отрубил пирату голову, хотя тот и пытался парировать его удар, но не успел.

Заметив, что предводитель повержен, пираты завыли, как стая голодных волков, однако панике не поддались, а начали сражаться с удвоенной энергией, тем более что они получили подкрепление. Кроме тех судов, что уже были крепко связаны с галеоном абордажными крюками, подоспел еще один галиот и две фусты, и их команды полезли на крутой борт «Мадре Деуш», как саранча.

Расправившись с предводителем пиратов, Гоэмон поискал глазами своего господина. Фернан де Алмейд и его латники сражались блистательно. В принципе, у них не было иного выхода; они точно знали, что в случае поражения пойдут рыбам на корм. Турецкие пираты отличались особой жестокостью, и если у их английских и голландских собратьев по разбойному ремеслу еще можно было выпросить помилование, – хотя бы за выкуп – то османы не знали жалости и не ведали снисхождения. Люди другой веры были для них мусором.

И надо же было такому случиться, чтобы в тот момент, когда Гоэмон увидел Фернана де Алмейду, с ним произошел неприятный казус. Палубу заливали потоки крови, она стала скользкой, и чтобы удержаться на ногах, нужно было прикладывать немало усилий. По этой причине противники часто падали, барахтались, сцепившись врукопашную, душили друг друга и добивали ножами. Даже тяжелораненые пытались помочь товарищам, на последнем издыхании нанося удары мечом или саблей уже в лежачем положении.

Такая же неприятность приключилась и с де Алмейдой. В самый неподходящий момент, отбивая выпад турка, закованного в броню (пираты бросили против латников всех, кто имел защитное вооружение), он поскользнулся и упал. Прикрыть его было некому, каждый наемник уже имел противника (а то и двух), с которым приходилось сражаться в полную силу. Тут уже не до помощи командиру, когда твоя жизнь висит на волоске.

Противник де Алмейды радостно вскричал и поднял свою кривую саблю для решающего удара. Не раздумывая, Гоэмон пустил в направлении пирата целый рой сюрикенов, нимало не заботясь, что его самого могут сразить. Но, похоже, вступить с ним в бой в этот момент желающих не нашлось. Пираты видели гибель своего капитана и решили до поры до времени не связываться с таким сильным бойцом.

Гоэмоном на этот счет сильно не обольщался; он понимал, что пауза будет продолжаться недолго, – головорезам, которые занялись разбойным ремеслом, жизнь не настолько дорога, чтобы цепляться за нее изо всех сил. Они ни во что ее не ставили, так же, как и жизни своих жертв. Конечно, всем пиратам хотелось разбогатеть, изрядно пограбив в южных морях, но их фанатичная вера не предполагала праздновать труса; иншаллах – на все Божья воля.

На удивление, почти все сюрикены достигли цели. Пират был утыкан ими так, словно наткнулся на дикобраза с его длинными иглами. К сожалению, ни одно попадание сюрикена не было смертельным, но осман заревел от боли и, как слепой, начал бестолково размахивать своим клычем во все стороны, забыв о де Алмейде, который скользил по доскам палубы и все никак не мог встать на ноги. Гоэмон подскочил к пирату и мигом прекратил его страдания, вогнав ниндзя-то прямо в незащищенное панцирем горло.

– Теперь я твой должник! – вскричал Фернан де Алмейда, который все видел. – Лихо!

Неизвестно, чем бы закончилось сражение португальцев с турецкими пиратами, но едва де Алмейда произнес свою тираду, как налетел шквал невероятной силы. Похоже, его предвестником служил необычный штиль, благодаря которому гребные суда пиратов сумели тихо подобраться к сонному галеону. Паруса корабля стали тугими, и он мощно рванул вперед, как застоявшийся жеребец, потащив за собой суденышки османов. Раздались испуганные крики пиратов, они начали покидать палубу галеона и рубить веревки, связывающие галиоты и фусты с «Мадре Деуш», и вскоре о недавнем сражении напоминали лишь абордажные крюки, впившиеся в борт португальского корабля, да мертвые тела, разбросанные по палубе, густо окрашенной кровью в алый цвет.

Гоэмон доковылял до веревочной бухты и сел, опираясь о свой ниндзя-то. Его вдруг охватила сильная усталость. Все-таки он еще не совсем оправился от скитаний по морю. Но в душе юного синоби расцветали лилии – он победил! В первом настоящем бою он не пас задних, а сражался наравне с опытными воинами! Гоэмон углубился в свои переживания. Он не замечал суеты, которая воцарилась на галеоне по причине надвигающейся бури. Он вообще ничего не замечал, отключившись от действительности. В этот момент Гоэмон казался себе оперившимся птенцом чайки, который впервые стал на крыло и поднялся над необъятным океаном до самых небес.

Подстрекаемый любопытством, Гоэмон бесцельно слонялся по улицам и площадям Лижбоа [66] . Так идзины называли свою столицу. Она поразила юношу с первого взгляда – когда галеон вошел в устье реки Тежу и с величавой неторопливостью направился к пристани. На первый взгляд было непонятно, река это или еще океан, потому что Тежу, делая большой плавный изгиб вокруг Лижбоа, разливалась широкой дельтой. И только хорошо присмотревшись, можно было увидеть противоположный берег.