– - В извоз, сынок, собрался?

– - В извоз!
– - кричу я весело.
– - За угольем!

Потом, помню, вошла тетка моя, сестра матери. Помолившись на иконы, она сказала:

– - Ты что же, жених, без штанов щеголяешь, а? Вот я товарищам на улице скажу!

Мне в первый раз стало стыдно. Улучив минутку, я наедине попросил мать сшить мне новую "железную" рубаху и портки "с потолком", как у отца. Синюю замашную рубаху я звал "железною".

Другие сцены:

Присев на корточки и обхватив меня руками, чужой высокий парень расспрашивает меня:

– - Ты чей?

– - Материн.

– - Ловко! А еще чей?

– - Отцов.

– - Тоже ловко! Как тебя по батюшке?

– - Не знаю.

Приятель мой, Мишка Немченок, подсказывает:

– - Говори: Петрович.

– - Петрович.

– - Верно!
– - крутит головой парень.-- А по матушке?

– - Петрович.

– - Врешь, это -- по батюшке, а по матушке -- Маланьич. А по сестре?

– - Петрович.

– - Вот ты какой дурак! По сестре ты -- Матреныч.

– - Матреныч.

– - Ну, говори теперь сразу.

– - Петрович, Матреныч...

Я забываю, и мне стыдно. Пытаюсь вырваться из его рук, но они -- такие волосатые, крепкие. Я только жмусь. Он научил меня скверно ругаться и посоветовал повторить это за обедом, за что меня похвалят и дадут гостинец. Когда я так сделал, все положили на стол ложки и смотрели на меня во все глаза. Я повторил. Отец вытащил меня из-за стола и бил, расспрашивая, кто меня научил и когда.

Я говорил:

– - Чужой парень.

А ему нужно знать, как парня зовут. Подумав, что я скрываю из упрямства, он бил меня еще то хворостиной, то веревкой.

Потом мать сказала:

– - Будет, он еще не понимает... Брось, Петрей!

Мать моя редко смеялась. Девушкою она любила одного парня и семнадцати лет вышла за него замуж, но, копая осенью в овраге торф, этот парень простудился и умер. Замужество ее продолжалось два месяца. Мать не любила говорить о том, как ей было тяжело и как она плакала.

Через шесть недель после поминок деверь сказал матери:

– - Шла бы, девка, к отцу, теперь ты лишний рот у нас.

Мать подчинилась.

Когда она лето работала, родители молчали, но к зиме стали попрекать то тем, то этим, придираясь ко всякому слову.

– - Замуж выходи,-- говорили ей.
– - Тебя и так кормили до семнадцати годов, а теперь опять навязалась на нашу шею!..

А мать было решила замуж не ходить. Тогда они сговорились с кем надо и выдали ее вторично за моего отца, Петра Лаврентьевича Володимерова.

Мать вопила во весь голос, грозила утопиться иль чего-нибудь еще наделать, а бабы ее урезонивали:

– - Не глупи, Маланья... Эка, право, ты! Поплачешь малость и забудешь... Перестань!..

Так оно и вышло: мать поплакала и перестала.

Помню, в троицу как-то сижу у окна. Отворяется дверь, входят мать и отец, за ними чужие мужики и бабы -- все навеселе. Помолившись богу, расселись по лавкам, на скамейке и кутнике. Одна баба -- в желтом завесе, выступив на средину избы, подбоченилась и стала плясать, помахивая белым платочком: "Й-их! й-их! чики! чики!" -- а мать хлопала в ладоши, смеялась и пела:

Вот Егор, ты Егор

Да Егорушка,

Кучерявая твоя

Вся головушка.

Я подсел к ней поближе, тоже смеюсь:

– - Ну-ка, мама, еще! Ну-ка еще!..

Приходи, кума, за медом -- меду дам,

Приходи, кума, вечерять нынче к нам!..--

запела мать другую песню. Обернувшись, обняла меня за шею и сказала:

– - Загуляли мы нынче, сыночек! Троицу веселую справляем!

Я эту сценку хорошо помню, тогда было много солнца и у всех -- милые, славные лица. К нам в окна смотрела молоденькая нарядная береза, тоненькая и нежная, как церковная свеча, а по улице ходили девушки и пели весенние, звучные песни; мать моя тоже смеялась и пела.

Еще один случай,-- не помню, когда это было -- раньше иль позже описанного,-- я ходил тогда по лавке.

Поздним вечером, на масленице, отец, помню, сидит ужинает. Мотя спит. Мать возится на кутнике. Положив руки на стол и склонив из них голову, отец о чем-то думает. На конце стола, у лампы -- полштоф водки. Отец время от времени "прикладывается" к полштофу, а я стою около него, держась рукой за шею, и пою ему песню про сиротку Машу.

– - Ел бы, песенник, блины с отцом,-- кричит мать.-- Будет тебе,-- завтра напоешься.