– - По знакомству я тебе копеечку на пуд надбавлю против базара, а?

– - Оно коне-ешно!
– - говорит отец и бежит в чулан.-- У пас от праздничка селедочка осталась,-- ухмыляется он,-- мы съедим ее за чаем-то, а то еще протухнет, грешная,-- и вопросительно глядит в лицо Шаврова.

– - Мо-ожно,-- тянет гость,-- отчего-о нельзя? С нее чаю выпьешь больше...-- Обернувшись к вошедшей матери, он говорит:-- Мы тут с мужиком твоим насчет пенечки толковали... Благодать у вас, Ондреевна, мочить ее в реке!.. Вон у Ведмедевских в копани-то -- желтая, кургузая, как жулик, а у вас на подбор -- волокно к волокну...

Мать, поставив на скамейку ногу, подвязывает оборвавшуюся лапотную веревку.

– - Кабы достатки,-- говорит она, вытирая нос,-- весной бы рубля по три шла, а то по два с четью ухайдакали.

Отец лезет под лавку за бруском -- ножик поточить, а Шавров вздыхает:

– - Ишь ты, уж прода-али?.. Знамо дело -- весна цену надбавляет... Жалко, что поторопились, очень жалко...

– - Разве с ними сговоришь?
– - кричит отец, сидя на корточках.-- Прода-ай, старик! Прода-ай, старик!.. Вороны!.. Я им: погодите, бабы, вот Созонт Максимович приедет -- разговор у нас с ним был, а они, дубье: по-одати, Христово рождество-о!.. Черти драные!..

Мать удивленно смотрит на отца, будто собираясь сказать: "Что ж ты брешешь, старый дьявол?" -- но молчит; сестра моет чашки, я играю с дымчатым котенком Фролкой.

– - Значит, та-ак,-- гладит бороду Шавров,-- поторопились малость; я бы много больше дал... Ну, что же делать? Сами виноваты... Ишь ты -- котенок-то какой веселый!
– - оборачивается он ко мне.-- Поцарапал, поди, руки-то?

– - Нет, он легонько,-- отвечаю я,-- он -- умный...

Созонт Максимович оправляет подпояску, пристально разглядывает меня со всех сторон и, потягиваясь, говорит:

– - Слушай-ка, Лаврентьич, у тебя мальчонка-то никак пустопорожний, а? Отдай-ка, братец, в пастушонки, правое слово!.. Денег-то, чай, в доме мало -- самому нужны, а я в цене не обижу...

Отец смотрит на меня и на сестру, которая пыхтит у самовара, стучит пальцами о стол и говорит раздумчиво:

– - Денег, Созонушка, если по правде -- совсем нету ни гроша.

Оглядев всех нас поочередно, он конфузливо смеется.

– - То-то вот и дело,-- разводит руками гость.

За столом, во время чая, Созонт Максимович еще раз осмотрел меня, велел подняться, потом вымолвил:

– - Тринадцать цариков, хозяйские лапти, к троице -- новый картуз, служить до покрова, до белых мух...

Отец вздохнул:

– - Уж, видно, тому делу быть.

Распили магарыч, помолились богу, ударили по рукам. Созонт Максимович уехал восвояси.

А через неделю мать уложила мне в мешок две смены рубах, суконные онучи, гребешок и шарф, надела новый крест, дала теплые варежки и, благословив, заплакала.

– - Слушайся, детенычек, хозяина, не озоруй,-- причитала она.-- С этаких-то пор в чужие лю-юди!..

Дом Шавровых самый видный. С середины деревушки, на широкой прямой улице, желтеют новые ворота, узкое крыльцо с лохматым ковылем, красные оконные наличники и просмоленная тесовая крыша. Через дорогу, около сарая,-- кирпичная лавка под железом: "Торговлья мелкого и крупного товару", у крыльца -- колодец с журавлем, левее -- маслобойня.

В просторных сенях с потолком и деревянным полом нас встретила краснощекая сноха Созонта Максимовита -- солдатка Павла. В руках у нее глиняная чашка рыбьего студня, под мышкою -- хрен. Скрипя полусапожками на медных подковках, она через плечо сказала, оглядев нас:

– - Подождите на крыльце: мы обедаем.

– - Кто там, Павленька?
– - спросил из теплушки Созонт Максимович.

– - Не знаю,-- дернула баба головою.-- Какой-то чужедеревенский мужик с мальчишкой.

– - Это мы, Максимыч, мы-ы,-- отозвался отец, снимая в дверях шапку.-- Пастуха тебе привез -- Ванюшку!
– - и полез за бабой в избу.-- Что ж ты стал, пойдем!
– - обернулся он ко мне.-- Пригладь волосья-то...

Изба светлая, чистая, в два больших окна, с дерюжными половиками от дверей, по-белому. В задней стене -- полустеклянная дверь в горницу, у печки шкафик для посуды, в углу -- деревянная кровать под одеялом из разных лоскутков, на косяке в проволочной клетке -- пара веселых перепелов, а на шестке, у блюдечка с водою, сизый ручной голубь.

За широким крашеным столом под образами -- сам Созонт Максимович, рядом с ним -- брат Федор, по прозванию Тырин, длинношеий щипаный журавль, за Федором -- Гавриловна, жена Созонта; на конике -- бабушка Федосья Китовна в повойнике, слюнявый полоумный Влас, меньшой хозяйский сын, жена его Варвара и солдатка Павла; на скамейке девка Любка, два работника и нищий.

– - Пастуха-а привел?
– - поет хозяин, глядя на сноху.-- Ла-адио, погляди-им... Садись обедать с нами... Павла, принеси им ложечки.