– - Время есть. Измаялся я с ним вчистую...

У ручья мы разломали на кусочки затвердевший хлеб и, обмакивая его в ледяную воду, принялись обедать. Между делом Петя мастерил себе тростниковые дудки.

– - Сейчас все овцы в пляс пойдут, -- засмеялся он.

С косогора по глинистой пашне в синей нараспашку рубахе и синих портках, с соломенным рыжим лукошком через плечо, к нам спускался худощавый низкорослый мужичонка.

– - Робята, спички у вас нету?
– - стоя против солнца и глядя на нас из-под руки, кричал он тоненьким бабьим голосом.

– - Есть, как нету, -- отозвался я.
– - Пастухи -- и чтоб без спичек?

Мужик сполз к ручью, бросил на траву лукошко, вытер подолом рубахи потное лицо в красных угрях,

– - Чьи вы?
– - спросил он, щурясь.

– - Боговы, -- сказал Петруша.

Мужик ухмыльнулся.

– - Видно, богатеевы: скотина-то его...

Опустившись на колени и захватывая полные пригоршни прозрачной, как стекло, воды, он начал шумно, с наслаждением, плескать себе в лицо, приговаривая:

– - Вот так здорово!.. Вот так разлюли-малина!..

Смастерив три дудки, Петя лег навзничь и, держа их наготове между пальцами, весело запел:

Соловей, мой соловей, соловей мой батюшка!

Приударил в дудки -- те согласно запищали.

Мужик оглянулся.

– - Ишь ты, брат, -- забавник ты!..

Соловей, мой батюшка, залетная пташечка!..

– - Ого!

Залетная пташечка -- дальняя милашечка!

Поспешно вытирая руки, мужик суетливо семенил ногами, повертывался во все стороны, сопел и дергал себя за рубаху, наконец, усевшись к Пете на зипун, промолвил:

– - Ну-кось, дай мне подержать маненечко.

– - Разве можешь?
– - обернулся тот.

– - Коли-сь баловался.
– - Мужик улыбнулся в сырую бороду. Осмотрев внимательно язычки, он продул их и, выдернув из головы пару волос, подложил туда.-- Вот как надо -- так... Рожка нету?

– - Нет.

Мужик рассеянно поглядел на небо, надул щеки, мы притихли... Вдруг под нашим ухом заиграли жаворонки. Петя быстро приподнялся, остро впившись взглядом в пальцы замухрышки. Жаворонки смолкли... В дудках кто-то засмеялся.

– - Ах, ты!..

Мужик сидел неподвижно, прикрыв глаза желтоватыми ресницами, а в дудках ворковали голуби, пищали молодые воробьи, плакал ребенок...

– - Погоди... Ты... как же это?
– - Петя весь подался к замухрышке, лицо его дергалось, а руки теребили лапоть.
– - Ты постой... Ведь это... Слушай!.. Дяденька...

Как у Дуни много думы,

У красавицы забавы!..--

взвизгнул мужичонка. Дудки подхватили, -- понеслась забавно плясовая, но сейчас же оборвалась.

– - Будет!
– - вытерев губы, мужик передал Петруше дудки.
– - Надо идти сеять -- вечереет.

Крякнув, он заковылял к своей телеге; с косогора обернулся:

– - Робята, что ж вы спички-то мне, а?
– - и вытащил из-за онучи глиняную трубку с выщербленным краем.

Петя сидел неподвижно.

В полверсте, по старому жнивью, пастух прогнал общественное стадо.

Небо розовело. Зажужжали комары.

– - Хочешь, я к тебе в работники пойду?
– - поднялся Петя, но мужик уже шагал по пашне, широко расставив локти, маленький и серый, с круглою заплатой на спине.

III

Шавров сидел на бревне сзади сарая. Солнце золотило его бороду, играло ясным козырьком новой фуражки, а он весело посмеивался, глядя на поденщиц, мявших на гумне пеньку. Грудастая девка, с серыми навыкате глазами и с губами, похожими на красные ломти сырого мяса, взмахивая билом, через плечо кричала ему что-то хриповатым голосом, а хозяин тянул шею, глядя ей на икры. Тут же толклись Любка с Павлой, Тонкопряха, две соседки молодайки и Гавриловна.

– - Пастыри, вы что же с этих пор?
– - увидел нас Созонт Максимович.
– - Солнышко-то еще где? В другой раз так не делайте, а то я вас кнутом!

Пахом со Власом насыпали семена в телегу. Вася Батюшка возился с хомутами, Федор Тырин поил лошадей.

– - Ну, что там, сухо на полях-то?
– - буркнул Федор, обращаясь к Пете.

– - И-их!
– - воскликнул мальчик, -- Троица господня!

Федор улыбнулся:

– - Мать-то узнаешь, ай нет? Эвон тащит снопы!..

Петя бросил сумку и стремглав пустился к Тонкопряхе.

– - Пришла? Пришла?.. Пеньку тут мнешь?.. А мне не скучно... Мне тут весело... Пришла?..