– - Погляжу, -- сказал Василий.

– - Оставайся, нынче Федор валуха зарезал.

За столом все толковали о том, что если бы Василий не попался, то честно-благородно кончил бы срок, до которого оставалось восемь недель, а там, глядишь бы, нанялся на новый -- с хорошею прибавкой.

– - Он ведь все лето таскал: это вы только не знали!
– - неожиданно выпалил Влас.
– - Канифасовое платье-то Конопатке на какие, по-вашему, суммы справлено? Он молодец, черт крутолобый!..

Вася Батюшка ему на это ответил:

– - Воровал, да не бит, а тебе-то с измальства ум отшибли: скажешь -- нет?

– - Теперь бы вот этому еще надо всыпать, -- продолжал Влас, указывая на Пахома: -- он тоже лаудит муку с мельницы.

Пахом окрысился и бросил под стол ложку.

– - Ты меня сперва поймай, тогда и всыпь?
– - закричал он.-- А то вот как всыплю, в стену влипнешь!

Павла, ненавидевшая Власа, вымолвила:

– - Уж чьи бы мычали, а наши молчали.

И Вася Батюшка сказал:

– - Конечно, не поймавши, нельзя хаять.

Позавтракав, все сели на крыльце курить; хозяин говорил:

– - Тебе, Василий, рублишка четыре с меня приходится, так ты их уж не спрашивай... Главная статья, если б не свидетели, а раз вышло при свидетелях, я могу тебя месяцев на несколько закатить к Исусу...

– - Свидетели-то ведь все свои, поверят ли им?
– - спрашивал работник.

Шавров ответил:

– - Зачем свои? Есть, которые окромя своих... Ванюшке с Пахомом беспременно поверят: они мне не зятья, не братья.

– - Вряд ли, -- сомнительно покачал головою работник.
– - Денег у тебя несметная сила, скажут: подкупил -- и больше ничего.

– - Не скажут, что пустое толковать!..

– - А, может, Ванюшка с Пахомом и не согласятся на меня показывать, почем ты знаешь?
– - попробовал еще раз защититься Василий.
– - Обету они тебе не давали кляузничать.

Шавров досадливо махнул рукой:

– - Из-за четырех рублей ты, прости господи, жилишься, как сатана кургузая!.. Сказал, что мой верх, значит, верно!.. Ну, к чему зря слова тратить?..

Тогда Вася Батюшка собрал пожитки, попрощался и побрел с узелочком подмышкой в свою хибарку.

А через неделю в избе у нас сидел новый работник -- Демка-солдат, год назад отбывший военную службу.

Это был живой, опрятный, краснощекий мужик среднего роста, остриженный "под польку", с пухлыми женскими руками и чисто выбритым круглым подбородком.

Покручивая и без того лихо заправленные черные усы, он говорил Шаврову:

– - Виноват, а чай у вас один раз или два раза в день?

Созонт, прикрыв ресницы, медленно цедил:

– - Чаем, служба, редко балуем... Разве когда от безделья или гости. В будни не чаюем...

Демка веселыми глазами обвел всех домашних и, манерно отвернув полу кафтана, достал пачку папирос.

– - Будьте наскольно-нибудь великодушны, разрешите выкурить цыгареточку, -- обратился он к бабам.

– - Кури, чего ты спрашиваешь, -- кивнула бабушка.

– - Нельзя, -- ответил Демка, -- закон порядок требует, женское сословие надо уважать.

Пахом, все время наблюдавший за солдатом, отозвался с голобца:

– - Глядя, какое сословье, а то есть, которых дрючком уважают.

– - Дуракам закон не писан, -- пустив синее колечко в потолок, сказал Демка.

Все добродушно переглянулись.

– - Виноват, а отпуск по семейным обстоятельствам возможен?
– - обратился он снова к хозяину.

Тот отрицательно покачал головою.

– - Пропало дело!
– - горестно всплеснул руками Демка.
– - Дозвольте осмотреть казарму.

– - Ступай, гляди казарму. Ванька, проводи его, -- сказал Шавров.

Отворив в избушку дверь, солдат попятился.

– - Виноват, это что же -- хлев или отхожее? Кто дневальный? Молодой человек, не вы?
– - отшвыривая ногою помойное ведро, стоявшее на пороге, зыкнул он.

За страду пол в избе не подметался, на окнах и в углу висела паутина, лавку и шесток засорили куры, грязь везде действительно невозможная.

Часа три, даже больше, он скоблил ножом лавки, стол, подоконники, ровнял лопатой земляной пол, тер тряпкой с мылом окна, притолоки и даже иконы.