"Величайшие разведчики мира" Чарлз Уайтон, -- нельзя не согласиться с тем,

что человек он был выдающийся: доктор философии, наделенный недюжинным умом,

в совершенстве знающий немецкий, английский, французский, русский, японский

и китайский языки... Можно не сомневаться, что Зорге добился бы огромных

успехов в любой области, какую бы он ни выбрал".

Молодая республика давала огромный простор для применения разнообразных

способностей Рихарда.

Но он сам выбирает свой путь. Он берет на себя задание трудное,

опасное, требующее повседневного героизма, задание, для выполнения которого

придется мобилизовать весь свой опыт, все свои знания и способности.

Складывающиеся исторические обстоятельства подсказывают ему выбор. Их

повелительную силу испытал на себе не только Рихард Зорге, не он один.

Жена югославского полковника, живущая с сыновьями в Париже, записала

однажды в своем дневнике:

"Мы возвращались с кинофильма "Броненосец "Потемкин". Сын держал меня

под руку, шел молча. Неожиданно он сказал: "Вот ты видела, мама, этот

чудесный и правдивый фильм. Хотела бы ты, чтобы было сбережено все, что во

имя человечества и будущего достигнуто в Советском Союзе?" -- "Да, сын...

потому что это -- твой мир..." -- ответила я. "А ведь Советский Союз со всех

сторон окружен неприятелем, -- продолжал Бранко, -- весь мир вооружился

против молодой пролетарской державы. Защищать СССР сегодня -- значит

защищать себя и свою родину!" А вот строки из дневника ее сына, Бранко

Вукелича: "Уже в 1929 году я был преисполнен желания принять

непосредственное участие в защите революционных завоеваний Советского

Союза".

Почти через полтора десятка лет те же слова скажет на процессе в Токио

обвиняемый Ходзуми Одзаки. Подлинный японский патриот, он понимал, что

защита первого в мире социалистического государства отвечает интересам

народа Японии.

"Возложенная на нас миссия... -- подчеркнет на допросе и другой

японский патриот Мияги, -- продиктована исторической необходимостью".

Зорге острее и раньше многих почувствовал историческую необходимость

своей миссии. Страна, ставшая ему родным домом, была окружена кольцом

врагов. Они устраивали провокацию за провокацией, угрожали ее границам,

стреляли в ее послов и дипкурьеров, злобно клеветали на нее в печати.

Рихард к тому времени уже очень любил Маяковского и по-русски читал

друзьям наизусть:

В наших жилах --

кровь, а не водица.

Мы идем

сквозь револьверный лай,

Чтобы,

умирая,

воплотиться

В пароходы,

в строчки

и в другие долгие дела.

Да, ему нравилась тишина библиотек, он чувствовал вкус к путешествиям

по каталогам, его влекла научная работа. Но письменный стол казался тогда

укрытием. "Революция в России указала мне курс, которым должно было

следовать международное рабочее движение. Я решил не только поддержать это

движение теоретически и идеологически, но и стать активной частью его, --

напишет Зорге в автобиографии.
– - Все, что я сделал позже, что определило

весь мой последующий образ жизни, вытекало из этого решения".

Шанхай--Берлин--Токио

Кабинет генерала. На столе папки документов, атлас мира. Генерал

листает бумаги, читает их, задумывается, надолго замолкает. Он вспоминает о

товарище.

Генерал и Зорге почти сверстники. Они примерно в одни годы

познакомились с Берзиным. Теперешний генерал командовал тогда полком. Он

выступал на совещании в Главном политическом управлении Красной Армии,

и Берзин захотел узнать его поближе. Пригласил к себе, долго беседовал.

Потом стал известен отзыв Берзина: хороший получится командир.

– - Мы были с Рихардом в одной партийной организации,-- сказал генерал.

– - Часто встречались с ним, беседовали, советовались. Ему первому из нас

предстояла серьезная поездка за рубеж...

И генерал подробно рассказал, что это была за поездка.

В Китай Зорге прибыл как специальный корреспондент немецкого журнала