грамоты". Это было, пожалуй, самым крупным успехом в выполнении Зорге

операции "врастания". Он получил неограниченный доступ к информации из

первых рук.

С тех пор они встречались ежедневно. Вместе просматривали по утрам

дипломатическую почту, обсуждали текущие проблемы.

Иногда Зорге оставался в посольстве на ночь, чтобы писать за Отта

доклады его берлинскому начальству, а утром вновь, стараясь скрыть

смертельную усталость, входил к послу в кабинет...

А между тем, если поверить многочисленным писателям, очевидцам и

неочевидцам, жизнь его в Токио протекала так:

Из бара "Рейнгольд", где висели полотнища со свастикой, он в обнимку с

глубоко декольтированными женщинами перекочевывал в ресторан "Фледермаус",

где небыло полотнищ со свастикой, но был знаменитый шотландский виски.

Приемы и гейши, прогулки на белоснежных яхтах и фотопленки в букетах роз,

легкие победы и крепкое вино, неуловимый, вездесущий, таинственный -- таким

обычно выглядит Зорге под пером зарубежных "популяризаторов".

Это ложь. Никогда не существовало Рихарда Зорге, супермена и

супершпиона. Рихард Зорге был другим. И в мелочах и в главном.

Вот, скажем, как он сам объясняет секрет своего успеха в Токио:

"Главными причинами, создавшими мое положение в посольстве, были мой

большой запас общей информации, мои обширные знания Китая и детальное

изучение Японии. Без этого, несомненно, никто из работников посольства не

стал бы обсуждать со мной политические вопросы или просить у меня совета по

секретным проблемам..." Или:

"Я очень подробно изучал аграрную проблему, потом переходил к мелкой

промышленности, средней и, наконец, тяжелой индустрии. Я, конечно, изучал

также общественно-социальное положение японского крестьянина, рабочего и

мелкого буржуа".

"Я интересовался также развитием японской культуры с древних времен...

Вдобавок к своей библиотеке я пользовался библиотекой посольства, личной

библиотекой посла, библиотекой Восточно-азиатского германского общества..."

Достаточно прочесть это, чтобы еще раз усомниться в правдивости образа,

созданного "искусством" определенного рода. Портрет получился, мягко говоря,

наполным, как если бы художник, сосредоточив весь свой дар на фраке, забыл

написать глаза. Существенный пробел!

К середине тридцатых годов в Токио сложилась и начала действовать

группа Рихарда Зорге. В нее входили японский журналист и общественный

деятель Ходзуми Одзаки, прибывший в Токио незадолго до Зорге, корреспондент

французского еженедельника "Ви" и белградской "Политики" Бранко Вукелич,

немецкий коммерсант Макс Клаузен и художник Мияги. С Клаузеном и Одзаки

Рихард познакомился и подружился еще в Шанхае. С Вукеличем они быстро

сошлись, как люди похожей судьбы. Мияги сразу понравился Зорге своей

сдержанностью и требовательностью к себе. "Прекрасный парень, -- сообщал

Зорге в Москву, -- самоотверженный коммунист, не задумываясь, отдаст жизнь,

если потребуется. Болен чахоткой. Посланный на месяц лечиться, удрал..."

Даже Уиллоуби вынужден отдать должное Зорге и его товарищам и признать,

что "все члены группы Зорге работали не для денег, а исключительно ради

идеи".

Это были идейно зрелые люди, интернационалисты, видевшие смысл своей

жизни в борьбе за мир, предотвращение кровопролития. И, думается, не

случайно в 30-е годы судьба свела их в Токио.

Тот же Уиллоуби и другие, кто писал о группе Зорге, не могли скрыть

удивления: на протяжении восьми лет группа не имела ни одного провала по

вине ее членов! И объясняли это подавляющим авторитетом Зорге в глазах

помощников, его волевым превосходством, умением подчинить себе людей,

заставить работать на себя. Дисциплина, основанная на страхе, на

жестокости... Даже известный фильм Ива Чампи не исключает возможности угроз

и насилия со стороны Зорге.

Действительно, его авторитет был велик. Действительно; Зорге во многом