Шрифт:
Среди испанцев не редкость великолепные летчики. Особенно те, что перешли из гражданской авиация.
Настоящие асы. Но новой техники у них нет, да они ее и не знают... Есть тут еще одна эскадрилья.
Командует ею француз Андре Мальро. Самолетов двадцать в ней. Добровольцы. Есть там отличные
парни. Эти живут не в отеле «Флорида», а на аэродроме... Но есть и... Ну, ты, например, слышал о такой
профессии «специалист по краже автомобилей»? Нет. Я тоже раньше не слышал. А тут один из этой
эскадрильи так прямо себя и называет... «Специалист!» И вот приходится пользоваться услугами таких
«специалистов», которых по утрам надо из публичных домов вытаскивать, да еще уговаривай, чтобы
полетели куда надо.
— Может, когда наших станет больше, такие не понадобятся? — спросил Дуглас. Он внимательно
слушал Свешникова, впитывая в себя каждое слово, каждую подробность. Свешников уже тогда про себя
отметил эту его особенность.
— Думаю, что так... Да и Сиснерос ждет этого не дождется. Кроме всего, республике такие
«специалисты» влетают в копеечку. За каждый сбитый самолет им должны платить отдельно.
Дуглас только покачал головой. [45]
— Наши отказались получать за сбитые, — после короткой паузы заметил Свешников. — Говорят, мы для
того и приехали, чтобы сбивать, иначе что же тут еще делать?
Машина, в которой они ехали, уже давно оставила позади Альбасете и теперь неслась по дороге на
Мадрид. По обеим сторонам расстилалась покрытая пестрым ковром цветов равнина, а дальше в синюю
полоску горизонта врезались холмы темно-красного цвета, и надо всем ясное аквамариновое небо.
Можно было не отрываясь любоваться этой красотой. Но взгляд, брошенный на дорогу, заставлял забыть
о ней. Печальной была дорога на Мадрид поздней осенью 1936 года. Казалось, по ней шла в те дни вся
Испания, Испания, не хотевшая остаться с фашистами.
Навстречу машине двигались нагруженные нехитрым скарбом повозки, уныло брели мулы, навьюченные
собранными впопыхах узлами. Война гнала людей с насиженных мест на дороги, и теперь дороги
надолго становились их домом. Они хотели уйти от войны, но она шла за ними по пятам, преследуя их
взрывами бомб, пулеметным лаем и воем самолетов.
И Смушкевич подумал, что когда-то он уже видел нечто похожее. Но когда? И вдруг в памяти встал такой
же жаркий день. И дорога, запруженная повозками, бричками, телегами... Храпят уставшие кони. Ревут
упрямые, как и здешние мулы, волы.
Такой была дорога на Двинск, по которой они летом 1914 года уходили от немцев. Горестно вздыхала
мать, мрачно погонял уставших коней отец. А на телеге рядом с братьями и сестрой сидел он, тогда
совсем еще маленький. Они шли, как и эти вот сейчас, в неизвестное. Что ждало их впереди? [46]
И вот тогда, лежа на телеге, он впервые в жизни увидал в знойном небе самолет. Кто знает, чей он был?
Свой или чужой?
Самолет проплыл над ним и исчез. Но, быть может, именно тогда в мальчишеском сознании родилось и с
тех пор все крепло желание не летать, нет, об этом он и не думал, а хоть как-то приобщиться к тому миру
знаний и чудес, из которого прилетела эта загадочная птица.
Поток беженцев поредел. Машина свернула с шоссе и пошла по берегу маленькой речки.
— Вива, Рус! Вива, камарадо русо! — вдруг провозгласил шофер. Видя, что его не поняли, он обернулся
к Смушкевичу и Свешникову, кивнул в сторону реки и сказал: — Рус. — Затем, указав на видневшийся
впереди городок, добавил: — А там русос...
И, довольный своей шуткой, рассмеялся.
Оказывается речка называлась Рус, а городок впереди был Сан-Клементе. На его аэродроме
располагались бомбардировщики республиканцев.
Аэродром в Сан-Клементе напомнил Смушкевичу минский, каким он его увидел много лет назад. Те же
самолеты. Тогда последнее слово техники, а теперь безнадежно устаревшие. Словно не было их, бурных
последних лет стремительного развития авиации.
— Прямо как музейные экспонаты, — заметил Смушкевич Свешникову.
— А на этих экспонатах приходится воевать, — ответил тот.
Выслушав рапорт командира эскадрильи Виктора Хользунова, Дуглас, улыбнувшись, сказал: