Габриэль вздрогнул, но промолчал. Закончив мыть посуду, София принялась убирать ее в шкаф, вода с тарелок капала на пол.

— А могу я попросить, чтобы мне предоставили отца, который бы меня обеспечивал? Вроде бы одиноким матерям положено содержание.

— Попросить, конечно, можно. Но, между нами говоря, Отец считает, что Он тебя уже обеспечил.

София резко взмахнула руками, в которых держала по мокрой тарелке:

— Любопытно, каким же образом?

— Тебе в воскресной школе рассказывали про белые лилии — цветы Мадонны?

— Вот еще одно доказательство того, что я вам не подхожу: я не ходила в воскресную школу. Мои родители хипповали, припоминаешь? Меня не учили нянчиться с Мессией.

— Никого не учили… — попытался перебить ее Габриэль, но безуспешно.

— Только не подумай, что я в это верю. В Мессию, что бы под этим ни подразумевалось. Знаешь, что мне рассказывали? «Иисус любит тебя, и Будда любит, и Аллах, и мы тоже любим». А еще мне говорили, что Иисус был хорошим человеком и учил только хорошему…

— Все верно.

Бросив на него сердитый взгляд, София швырнула тарелку в шкаф, звук дребезжащей посуды эхом прокатился по маленькой кухне.

— С ума сойти! Мне сейчас не до божественных историй, понимаешь? Я беременна. Если только мое тело не рехнулось вслед за головой и не подстроило какую-нибудь дебильную фантомную беременность.

— Ты не рехнулась, и у тебя будет ребенок.

— Вот ребенка я и не хочу. Я его не планировала, понятия не имею, как буду его содержать, меня тошнит при мысли, что он сделает с моим телом, прежде чем появится на свет… и в довершение всего ты заявляешь, что это непорочное зачатие…

— Я этого не говорил.

— Тогда что же это?

Габриэль провел ладонями по волосам, потер свои темные глаза, вздохнул протяжно, устало и посмотрел на Софию; глубокая жирная морщина прорезала его прекрасный лоб.

— Все это немного запутано…

— Ну ты уж постарайся! — рявкнула София.

— В общем, концепция непорочного зачатия породила большую теологическую дискуссию. То, что ты имеешь в виду, относится к Марии, а не к ее Сыну.

— Что?

— Смотрела «Песню Бернадетты»?

— «История монахини» мне больше нравится.

— А «Черный нарцисс» [6] ?

— Джин Симмонс — это Одри Хепберн для бедных.

— Да, но в «Черном нарциссе» играет и Дебора Керр…

Долее София не выдержала этой беззаботной перепалки:

— Да хоть Юл Бриннер, мне все равно. В данный момент меня куда больше интересует, что будет со мной. Критическим разбором фильмов займемся, когда я наконец уразумею, что происходит, ладно?

— Да, конечно, извини. Просто в «Бернадетте» вроде как разбирается этот вопрос, в очень светской манере, разумеется…

София недоуменно нахмурилась:

— Какой вопрос?

— О непорочном зачатии… Речь идет о Марии, не о Нем.

— О ком — о нем?

— Не об Иисусе. — Имя Габриэль произнес, чуть ли не заикаясь, словно ему вдруг стало трудно говорить. — Не о Нем в твоем понимании. Мария была непорочным началом. Это связано с первородным грехом. Ее сохранили беспорочной, незапятнанной первородным грехом.

Последняя посудина с грохотом упокоилась в шкафу, чашка с разбитым краем брякнулась на треснувшую тарелку.

— О, прекрасно, значит, я теперь безгрешна? Грехи с меня смыли, и я чиста, как первый снежок?

— Нет, это уже перебор.

— Ну спасибо.

— Прости, но, видишь ли, это не имеет значения. Честное слово. Тебя теологические споры не касаются. Тем более что в них хватает доктринерства. Конечно, сам вопрос очень интересный, и мнения весьма разнятся, даже в Православной церкви…

— Знаешь что? — перебила София. — По мне, разбираться в этих теориях все равно что зрачки брить. Уж извини, но мне плевать. И что вы там напридумывали, чтобы морочить доверчивую публику, мне неинтересно. Тем более сейчас. Я забеременела, ни с кем не переспав. Причем моего желания не спрашивали. И похоже, я не чокнутая и это не безумный полет фантазии, все по-настоящему. — София пристально посмотрела на него. — И ты… ты тоже… настоящий, так ведь?

— Да, София, я настоящий.

Она прошла в гостиную и рухнула в старое кресло:

— Хрен знает что.

Судя по выражению лица Габриэля, он был готов согласиться, но спохватился, вспомнив, что у него другая роль.

— Потому я и пришел сюда, чтобы помочь.

— Ты присматриваешь за мной?

— Ну, помогаю советом, отвечаю на вопросы… на те, на которые могу ответить, — торопливо уточнил он, предотвращая новую вспышку ярости.

София достала с полки, висевшей позади кресла, сигареты, закурила и оглядела комнату — захламленную, едва вмещавшую ее пожитки; о добре, необходимом ребенку, не могло быть и речи. Потом посмотрела на свой живот и снова на Габриэля.