— Нет. Даже те, кто забеременел по собственному желанию, иногда забывают, что в конечном счете с ребенком приходится жить каждый день. А ты и вовсе ничего не планировала.

— А я о чем тебе восемь месяцев подряд талдычила! — София погладила мягкий пушок на голове младенца. — Столько суеты, а он — всего лишь маленький ребенок.

— Точно, — подхватил Габриэль. — Всего лишь ребенок.

— Пока.

— Да. Как ты его назовешь?

София закатила глаза:

— Ой, я не знаю. Как мне следует его назвать? Может, Эммануил?

Габриэль покачал головой:

— Нет. Это слишком даже для Крауч-Энда.

— Можно притвориться, что он вроде какого-нибудь латиноамериканского паренька из сериала «Нью-Йоркская полиция», и назвать его Иисус, только произносить по-испански: Хесус.

— Очень уж откровенно.

— Пожалуй, да и на неприятности можно нарваться. — София поцеловала ручонку младенца. — Мне нравится имя Габриэль.

— София, умоляю! Белая мать-одиночка, ребенок смешанных кровей, отец даже на выходные его не забирает, — да его в школе будут все время дразнить Гей-бриэлем!

— Белая мать-одиночка и к тому же стриптизерша, не забывай. Ладно. Как я его ни назову, его все равно будут дразнить. От этого ни один ребенок не застрахован. Ему бы лучше с детства уметь постоять за себя. Потом, мы ведь не знаем — он может и геем оказаться.

— Может, — кивнул Габриэль.

София откинулась на кровать и крепко прижала ребенка к себе.

— Ты действительно не знаешь, что с ним случится?

— Нет, не знаю. Но уверен, что все будет в порядке.

— Ей ты то же самое говорил?

— Кому?

— Предыдущей матери.

— Она не спрашивала.

— Еще бы.

София закрыла глаза. Ей очень хотелось надеяться, что Габриэль говорит правду.

Она заснула. Габриэль и младенец разглядывали друг друга.

Первый день своей жизни маленький Габриэль провел в больнице. Софию не выпустили домой, поскольку ребенок родился раньше срока, а София сказала врачам, что живет одна. Посещения были официально запрещены, но к Софии потянулся непересыхающий ручеек визитеров. Уговаривая персонал пропустить их, гости особенно напирали на одинокий статус роженицы. К тому же некая невидимая субстанция, оставленная Габриэлем, отбывшим по своим делам, смягчала сердца медработников. Бет с двойняшками, пристегнутыми спереди и сзади (Пит вкалывал на срочной работе), зашла по пути на консультацию для амбулаторных пациентов, проходившую в другом крыле больницы.

— Ну и как ты себя чувствуешь?

— Не знаю. Странно, но лучше, чем вчера. Мне кажется, что роды подействовали как электрошок, только не на мозги, а на тело.

— Что ты имеешь в виду?

— У меня больше нет депрессии. Я потрясена, удивлена — ребенком, самим его присутствием и тем, что оно для меня значит.

— Выходит, с депрессией покончено?

— Да.

— Может, тебе тоскливо?

София замотала головой:

— Не думаю. Нет, правда. Я устала, и тело немного болит, — вернее, на самом деле дико болит, но я в порядке. Странно, но, по-моему, я изменилась.

Бет подавила зевок и стерла молочную отрыжку со своего плеча.

— Только не говори, что чувствуешь себя наконец состоявшейся. Я этого не вынесу.

— И не скажу. Я и до того чувствовала себя состоявшейся. До депрессии уж точно. Месяца до седьмого я испытывала такие ощущения, о которых раньше и не подозревала. Мне нравилось расти. С самого детства я не могла понять свое тело. Я боролась с ним, шпыняла, уродовала «ради искусства». А когда забеременела, бороться с ним уже не было смысла. И я научилась его любить.

— Вот и хорошо.

— Наверное. Я не осознавала это как прорыв — я имею в виду, в психотерапевтическом понимании. Просто изменила отношение к своему телу. Полюбила его не за то, как оно выглядит, а за то, что оно умеет. Просто за то, что оно мое. Это не связано с беременностью — я просто стала самой собой. Софией. Я почувствовала, что душа и тело стали одним целым. Наконец-то.

— Это замечательно, разве нет?

— Конечно, но, видишь ли, такая легкость долго не удержится. Но тогда мне было хорошо. И еще будет, я надеюсь. Я изменилась. Странно, но я стала другой. И мне это нравится.

Дочка Бет захныкала, и Бет засобиралась уходить.

— Не волнуйся, подруга. У тебя впереди много времени, чтобы накопить новой дряни. — В дверях Бет остановилась. — София?

— Да?

— Тот парень, Габриэль, ты его еще видишь? И все еще думаешь, что этот ребенок, как бы сказать…

София посмотрела на спящего рядом младенца:

— Особенный?

Бет кивнула. Она подпрыгивала на месте, чтобы успокоить девочку, а заодно разбудить сына.

София, улыбаясь, ответила, успокоив и себя, и Бет: