Несоблюдение законов о неупотреблении военных рангов на гражданской службе заметно и в тульских канцеляриях на более низких уровнях. Из 10 воеводских товарищей четверо имели военный ранг — 3 капитана и один секунд-майор, шестеро имели штатские — 3 коллежских асессора и 3 титулярных советника (IX). Ранг коллежского асессора у воеводского товарища мог бы создавать неопределенность в служебной иерархии там, где и воевода имел тот же ранг. Однако надо отметить, что лишь в одной из канцелярий (в Новосиле) была подобная ситуация, которая сглаживалась тем, что у воеводы был более престижный военный ранг премье-рмайора. Если же подвести итоги по рангам всех руководящих чиновников в тульских канцеляриях, воевод и их помощников, то мы увидим, что опять-таки все 100 процентов принадлежали к потомственному дворянству, причем 70 процентов из них — к «лучшему» дворянству с рангами VIII и выше. Среди всех 34 классных чиновников провинциальной и уездных канцелярий «лучших» дворян было 15 человек (44 процента).

Из членов младшего состава канцелярий лишь один сохранил к 1766 году свою работу — служивший в 1755 году в Епифанской канцелярии коллежский регистратор «у исправления всяких интересных и челобитчековых дел» Яков Дьяконов. Начав службу в 1742 году копеистом Вотчинной коллегии, он в 1753 году получил аттестат подьячего с приписью, а в 1755 году был отослан в Епи-фанскую воеводскую канцелярию с пожалованием коллежским регистратором (XIV), где и продолжал служить в 1766 году, но уже в чине секретаря (XIII). Судя по его «сказке» 1755 года, Дьяконов происходил не из дворян и, дослужившись до чина секретаря, получил, согласно продолжавшему действовать петровскому указу 1724 года {511} , потомственное дворянство. На 12 должностях секретарей в тульских провинциальной и уездных канцеляриях в 1766 году находилось всего семь чиновников в секретарском чине. На остальных пяти служили чиновники XIV класса, дававшего лишь личное дворянство, и внеклассные служители. Все секретари и занимавшие эту должность служители сделали карьеру исключительно на гражданской службе, причем у дослужившихся до секретарства это заняло от 15 до 24 лет. Выслуга лет, однако, не была гарантией получения первого дворянского чина на гражданской службе — двое из занимавших секретарскую должность подьячих с приписью прослужили гораздо дольше (29 и 38 лет), но так и не выслужили ранга. Чрезвычайная краткость информации о чиновниках в публиковавшихся Сенатом Списках [107] не позволяет судить о том, были ли среди тульских секретарей потомственные дворяне. Представляется, однако, уместным предположить, что если таковые и были, то в очень небольшом числе, как и в целом по России, где число дворян на секретарских должностях в 1760-е годы заметно уменьшилось по сравнению с более ранним периодом. Попытки правительства удержать секретарскую должность за дворянами, в частности с помощью указов 1754 и 1758 годов, запрещавших всем канцелярским служителям, за исключением секретарей, владеть имениями и покупать крепостных, не дали положительных результатов, и к 1760-м годам низшие классные чины начинают занимать выходцы из непривилегированных сословий. Практика приобретения лицами недворянского происхождения собственности на «души» продолжалась, несмотря на многочисленные запрещения, вплоть до середины XIX века {512} , однако только должность секретаря давала, до 1785 года, право на крепостных по закону. Это обстоятельство, наряду с введенным в 1763 году должностным окладом, делало гражданскую службу чрезвычайно привлекательной для обер-офицерских детей и канцелярских служителей. Упомянутый выше Яков Дьяконов, дослужившись до секретарского чина, получил возможность официально сохранить имевшиеся у него шесть крепостных душ в Данковском уезде (Елецкой провинции) — три полученные по наследству от отца и деда и три взятые в приданое за женой {513} .

Списки 1766 года не дают информации о собственности чиновников, однако из других источников мы знаем, что по крайней мере половину тульских воевод и в этот период составляли местные помещики. Провинциальный воевода Скобельцын женился в конце 1740-х годов на родственнице ефремовского воеводы Ивана Огалина (по другим документам, Оголина), которая принесла ему в приданое богатейшие имения в Алексинском и других уездах{514}. Веневский воевода Михаила Желябужский имел 132 души мужского пола в Белевском и Одоевском уездах, позже приобрел имения и в Тульском уезде{515}. Жены многих чиновников принадлежали к тульским дворянским родам и приносили в приданое поместья, которые не фиксировались в формулярных списках их мужей (после указа 1753 года жены имели право распоряжаться собственностью самостоятельно), но обычно находились в совместном распоряжении семьи. Кроме того, косвенные данные, например сведения о внесении родов пяти других воевод в VI часть дворянской родословной книги Тульской губернии (куда вносились роды древнего дворянства, способные доказать владение своими имениями ранее чем за 100 лет до указа 1785 года), дают основание полагать, что и в середине 1760-х годов большая часть тульских управителей были местными помещиками{516}.

Тем не менее местное дворянство безжалостно критиковало чиновников за нарушения закона, бесчестное поведение и халатность в вершении правосудия. Особенно ясно критика дворянства по отношению к местной администрации прозвучала в дворянских наказах в Уложенную комиссию 1767 года. Дворянство Тульского уезда «всеподданнейше» просило изменить форму местного суда, «лакомством и беззаконным лихоимством» повернутого в сторону «ненавидящих род человеческой кривотолков», что мешало «спокойному и законному» управлению уездом{517}. Дворянство Дедиловского уезда «дерзнуло» выразить рекомендацию правительству о том, кому следует быть управителями на местах:

Желание провинциального дворянства иметь администрацию, выбранную из их же собственной среды и разделяющую тем самым их интересы, нашло отражение и в других дворянских наказах{519}. Частично оно было реализовано Екатериной II в последовавшей реформе губернского управления.

Губернская реформа 1775 года привела к серьезным изменениям как в численности и составе, так и в функционировании местного бюрократического аппарата. В целом количество гражданских служащих (без учета низших служителей, солдат и так далее) за период правления Екатерины II увеличилось в шесть раз (с 6500 до 40 000 человек), причем наиболее заметным был рост числа канцелярских служащих в местном аппарате (из 50 000 всех служащих госаппарата 49 000 служили в местных канцеляриях){520}. Рассуждая об изменениях в количестве служащих, Л.Ф. Писарькова отметила, однако, что «до сих пор историкам не удавалось выявить материалов, чтобы составить представление о всех разрядах служащих учреждений, созданных реформами последней четверти XVIII века. Не исключено, что находка, подобная той, какую сделал С.М. Троицкий, будет просто невозможна, потому что, насколько известно, в 1770–1790-е годы переписи чиновников или сбора сведений о составе служащих в масштабе страны не проводилось»{521}. Тем большую ценность представляют материалы о составе служащих Тульской губернии и формулярные списки чиновников конца 1770-х — начала 1790-х годов, впервые выявленные в Государственном архиве Тульской области.

Открытие в декабре 1777 года Тульского наместничества породило большое количество новых учреждений как в губернском городе Туле, так и в 11 уездных городах. Это, в свою очередь, создало немало чиновничьих вакансий, на которые устремились местные дворяне. Первый список нового состава чиновников Тульского наместничества был составлен уже в 1778 году для адрес-календаря Академии наук. Однако этот список был достаточно «глухим», так как в нем указывались только должность и ранг чиновников. Кроме того, туда включались лишь имевшие классные чины и занимавшие значительные должности чиновники. Так, например, начальник губернского архива в этот список уже не включался {522} . До сих пор, однако, считается, что первый список чиновников Тульского наместничества при его открытии был опубликован в 1850 году историком Тульского края Иваном Федоровичем Афремовым {523} . В краеведческой литературе список Афремова принимался и до настоящего времени принимается без какой-либо критики, хотя его источниковедческого исследования до сих пор не проводилось. Нам удалось провести сопоставление списка Афремова с выявленными в ГАТО списками чиновников 1779–1781 годов {524} . В результате оказалось, что опубликованный Афремовым список наиболее близок к недатированному архивному списку без начала, датировка которого производится по отпуску сопроводительного документа январем 1781 года {525} . Данный список отражает состав чиновников канцелярий Тульского наместничества второго срока, то есть после выборов 1780 года. Это подтверждается и тем, что Афремов включил в свой список имена чиновников, не служивших в канцеляриях Тульского наместничества до 1781 года [108] . Без сомнения, перечень тульских чиновников Афремова, названный историком Список всех чиновников при открытии Тульского наместничества 1777 года, следует относить не ранее чем к 1781 году.

Подтверждением более позднего происхождения списка Афремова является также тот факт, что в нем указаны неправильные имена избранных в 1777 году предводителей тульского дворянства, которые были потом перепечатаны в главнейших трудах по истории дворянства Тульской губернии Михаила Тихоновича Яблочкова и Виктора Ильича Чернопятова. Более достоверными представляются сведения о выборах дворянства в публикации 1781 года Филиппа Генриха Дилтея на основе справки под названием (в черновом варианте, сохранившемся в фондах Тульского наместнического правления) Историческое о начале и происшествиях открытия Тульского наместничества познание, составленной в канцелярии Тульского наместнического правления вскоре после открытия наместничества, в конце 1778 или начале 1779 года{526}. Путаница начинается с имени выбранного дворянством первого губернского предводителя: у Афремова им назван генерал-майор Иван Иванович Давыдов{527}, в действительности же был избран генерал-поручик Иван Кириллович Давыдов{528}. Только два из двенадцати уездных предводителей дворянства, выбранных в 1777 году, были правильно названы Афремовым, — те, что были переизбраны на второй (трехлетний) срок.