Проснувшись рано утром рядом с Аннабель, я завернулась в халат и уселась на подоконник. Я смотрю на улицу и чувствую себя ужасно хреново. Хреново, потому что спала, прижавшись к Аннабель, а не к Робу, который, скорее всего, провел ночь, прижавшись к кому-то другому. И еще хреново, потому что стремительно приближается мое новое сканирование, и мне страшно. Я все кругом ненавижу. Весь декабрь целиком, со всеми его традициями: Синтаклаас [15] , Рождество, Новый год – я боюсь всего этого. Семейные ужины, многочисленные закуски, устрицы и шампанское. В этом году я ненавижу праздник, вообще все ненавижу. Ненавижу себя за то, что осталась с разбитым сердцем, как последняя дура. А может, я ненавижу себя, потому что знаю, что сама все это устроила. Ненавижу, что скучаю по объятиям Роба больше, чем по объятиям Аннабель, которая всегда рядом. Ненавижу колющие боли в теле, из-за которых мне кажется, что я умираю. Ненавижу свою дурацкую опухоль и всю ее кошмарную семейку. Ненавижу рак. Ненавижу свое тело.

Я нетерпеливо смотрю на часы. Завариваю еще одну чашку чая и наблюдаю за своей рукой, пальцы которой барабанят по столу следующие восемь минут. У меня есть план. Я беру телефон и звоню своим врачам. Одному в Амстердам, другому в Роттердам. Я уговариваю обоих перенести дату сканирования. Я немного преувеличиваю свои боли. Говорю, что чувствую себя хуже обычного. Как можно им объяснить, что боль и неопределенность гораздо тяжелее переносить без Роба? И как я объясню это своим родителям, сестре и всем остальным в моей перепуганной семье? Тетя Кристин поймет. Я звоню ей и через полчаса телефонного разговора все еще всхлипываю. Она тоже рыдает. Повесив трубку, я звоню маме, которой только что звонили из больницы, поскольку мой телефон был занят. Мне надо кое-что объяснить.

– Мам?

– Привет, дорогая, как ты себя чувствуешь? – ее голос кажется напряженным и обеспокоенным. И, как обычно, немного грустным.

– Не очень. Я перенесла дату сканирования. Не могу вынести неопределенность. Только не когда нет Роба.

– Понимаю, милая. Мне сейчас звонили из больницы и сказали, что сканирование назначено на вторник, 29-е. Я могу пойти с тобой?

– Не знаю. Я хочу, чтобы Юр пошел. Спрошу, сможет ли он.

– Хорошо, солнышко. Ты когда собираешься домой? Я заварю чай.

– Я скоро буду, – вешаю трубку.

Аннабель спускается ко мне. “Я с тобой. Мы все с тобой”, – говорит она.

Я часто забываю об этом. Все вокруг думают обо мне, хотят быть рядом. Иногда это тяжело осознать, но я вообще ни дня не была одна. Когда я приезжаю домой, мама читает газету за кухонным столом. Она ждет меня с заваренным чаем.

– Привет, дорогая, – говорит она, наполняя мою чашку.

– Привет, мам.

– Ты поговорила с Юром?

– Оставила ему сообщение.

Она смотрит на меня с нежностью.

– Тебе не нравится, что я перенесла сканирование?

– Конечно, нет, дорогая. Неопределенность бывает хуже рака. Знаю, тебе было тяжело расстаться с Робом. А плюс-минус несколько дней диагноз не изменят. В противном случае врачи не согласились бы перенести сканирование. Если это тебя успокоит, то оно того стоит.

– Спасибо за понимание, – я смотрю на нее, силясь догадаться, о чем она думает. – Ты боишься, что рак вернется?

– Мой рак?

– Да.

– Временами все еще боюсь. Ты была такой умницей, что помогла мне забыть о моих собственных страхах, многим женщинам так не повезло. Я стараюсь настроиться на позитивный лад.

– Это не всегда просто, – говорю я.

– Это чертовски трудно, – мама тепло смотрит на меня. В ее глазах слезы. Она так старается спрятать их от меня. Сейчас, глядя на нее, я понимаю, что она с самого начала скрывала их от всех нас. Как делала в прошлом году и я, до того как мы поменялись ролями. Сложно представить себе людей ближе, чем мы с ней, но мы все еще прячем друг от друга слезы. Мы кажемся сильнее, чем есть на самом деле. Может быть, дурача весь окружающий мир, мы дурачим и самих себя.

– Мама, давай пообещаем, что, когда все это закончится, будем вместе ходить на все следующие проверки.

– Я бы этого хотела, Софи.

– Я тоже.

Наконец мы обе плачем. Мы тянемся друг к другу через кухонный стол.

Возможно, новая прическа поможет. Другая личность, которая вообще ему не принадлежит. Возможно, новая Софи поможет мне забыть себя прежнюю, влюбленную в Роба. Или, может, он еще сильнее в меня влюбится, когда увидит – такую красивую и загадочную. Я иду в театральный магазин за смелой платиновой блондинкой, чьи волосы спускаются до талии. Немного экзотично, но очень сексуально: идеально для моего нового статуса одиночки. Я называю ее Бебе – в честь Бебе из Андалусии. Затем я покупаю кое-что из косметики, соответствующее новому образу, – черную подводку и фиолетовые тени.

До последнего сканирования еще шесть дней.

С подачи соседей меня позвали в редакцию амстердамского журнала NL20 – модного издания, которое пишет обо всем самом важном и интересном в городе. Соседи отправили им мою писанину, и редакторы NL20 пригласили меня на интервью. Молодой мужчина сидит напротив меня, кивая, из-за чего его дреды летают перед моим лицом.

– Мне нравится, как ты пишешь. Из-за париков у тебя сложился уникальный подход. Если ты сможешь превратить все свои приключения в журналистику, я думаю, это будет нечто. Мы дадим тебе испытательный срок на ближайшие два месяца и, если все пойдет хорошо, сможем обсудить возможность штатной работы.