Шрифт:
Внешне Бебе совершенно спокойна, но внутри меня все скачет от радости. Никогда бы не подумала, что благодаря раку смогу получить работу.
Мимо проходит гей в разноцветном спортивном костюме Adidas.
– Боже, я о-о-обо-о-ожа-а-аю твои волосы, – восклицает он, сопровождая это театральными жестами. Всего через неделю носки волосы Бебе потеряли свою упругость, но это придало им легкий налет ретро, и они стали суперпрямыми. Мне это вроде как нравится, тем более если учитывать, что Бебе обошлась мне всего в тридцать евро.
Я улыбаюсь в ответ, не зная на самом деле, что и сказать. Я все еще немного ошарашена.
– Это Луис. Он составляет афишу и ведет пару других рубрик вроде “Примерочной”.
– “Примерочной”?
– Он ловит людей на улице и расспрашивает об их стиле.
– Не всех подряд, – встревает Луис. – Только стильных. На прошлой неделе у нас была афганка в парандже в цветочек.
– А, паранджа. Очень модно.
– Как ты, вероятно, видишь, атмосфера здесь очень расслабленная, – продолжают Дреды.
Я смотрю по сторонам. Дреды не преувеличивают. Сам он босой и в гавайской рубашке. В руке у Луиса ракетка для пинг-понга. Атмосфера здесь совершенно безбашенная, и мне это нравится. Прямая противоположность раковому корпусу.
– Моя первая колонка будет у вас на следующей неделе, – я так завелась, что сажусь писать сразу по приходе домой.
Понедельник, 28 ноября
Женщина, сидящая напротив меня, лучшая в мире слушательница. Периодически она меня перебивает, но только когда мои слова становятся слишком невразумительными. По ее совету я купила две книги: “Целительное путешествие” и “Возвращение к здоровью”, обе написаны доктором Карлом Саймонтоном для раковых больных, которые не хотят умирать. Раньше у меня никогда не было психотерапевта. Сейчас я жить без него не могу. Мне никогда не приходило в голову найти кого-то, кто поможет мне поверить в то, что раковых клеток больше нет.
Это мама посоветовала мне сходить на прием. Хотя именно она послала подальше больничного психолога после первого же сеанса – мама слишком придирчива, – но тот опыт придал ей смелости поговорить с подругой, которая оказалась хорошим слушателем. С тех пор как мы плакали вместе за кухонным столом, мы с мамой близки как никогда. И я верю ей, когда она говорит, что общение с психотерапевтом поможет мне перестать так сильно бояться.
Женщина просит меня сначала представить свой страх с закрытыми глазами, а затем нарисовать его на листке бумаги. Зеленым и голубым карандашами я рисую облако, а над ним – еще одно, которое изо всех сил пытаюсь оттолкнуть, но оно не дается мне и сливается с первым.
Она просит меня снова закрыть глаза и описать рисунок:
– Что дальше?
– Я вешаю его в рамочке над кроватью.
– И?
– Я подхожу, снимаю рисунок со стены и снова ложусь в кровать, прижимая его к себе как плюшевую игрушку.
– Как ты думаешь, что это значит?
– Может, то, что я больше не хочу бояться?
– Послушай, в тебе больше одной Софи: есть счастливая Софи, сильная Софи, но еще есть напуганная и незащищенная. Тебе нужно принять это, прежде чем двигаться дальше.
Ключевыми словами, с которыми я ухожу с сеанса, становятся “сортировка” и “очистка”.
Вторник, 29 ноября
Я хочу порвать Роба на мелкие кусочки.
Я изучаю свои телефонные контакты в поисках старых увлечений и потенциальных кавалеров. Все что угодно, лишь бы не сидеть одной на диване.
В эти дни я с трудом могу побороть в себе неуверенность. Мой психотерапевт помог мне. Но это все, что у меня есть: сегодня без завтра. Никакой уверенности в будущем. Никаких фантазий. И никакой поддержки от возлюбленного. Бывшего. Экса.
Занимается ли он с ней сексом прямо сейчас? Мудак. Надеюсь, он падает с кровати и что-нибудь там себе ломает.
По пути в магазин я прохожу мимо кафе Finch, где мы оба любили бывать. И за стеклом вижу его с очень длинноногой девушкой. Они смеются. Я наблюдаю за ними минуту, вздыхаю, потом прячусь под Бебе и ухожу.
Среда, 30 ноября
Я сижу в том же кресле, в котором услышала плохие новости. Позади меня Юр. Я попросила его сегодня прийти, потому что он единственный, кто может, глядя прямо в глаза, убедить меня, что все возможно. Даже когда врачи говорят, что нет.
Через стол от меня сидит доктор Л. Он улыбается: “Что у вас на голове на сей раз? Вам очень идут эти длинные волосы”.
Мое сердце подпрыгивает, тогда как страх под ложечкой постепенно съеживается. Такое дружелюбие – хороший знак. Я киваю и нервно тереблю волосы Бебе. Я сделала макияж и надела блузку, которую мне подарили Отто и Бебе, – приложила все усилия, чтобы моя надежда переросла в уверенность. – Что ж, Софи, у меня для вас хорошие новости.
Я вижу гордость и счастье в глазах моего врача. Рука от радости дергается в автоматическом спазме, и я смотрю на руку Юра. Она делает то же самое. Я подумала, что могла бы подпрыгнуть и обнять доктора Л. – именно это происходило в сцене, которую я сотню раз прокручивала в голове. Но я просто перегибаюсь через стол и целую его в щеку, пока по моей щеке катится слеза.