Несмотря на весьма серьезные соображения в пользу последней точки зрения, вряд ли можно теоретически безупречно доказать, что группа лиц как одна из форм соучастия имеется в преступлении, в совершении которого участвовал лишь один субъект наряду с лицами, не обладающими признаками субъекта. Поэтому для окончательного решения поставленной проблемы необходимо уточнение позиции законодателя. В качестве возможного решения видится дополнение гл. 7 УК нормой следующего содержания:

«Статья 36 2 . Совершение преступления с участием лиц, не подлежащих уголовной ответственности

По статьям Особенной части настоящего Кодекса, предусматривающим совершение преступления группой лиц или группой лиц по предварительному сговору, квалифицируются и преступления, совершенные несколькими лицами, из которых только одно обладает признаками субъекта преступления, а остальные в силу недостижения необходимого возраста или невменяемости не подлежат уголовной ответственности» [379] .

Если ставить вопрос о невменяемости самого лица, совершившего общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом, то есть физического автора такого деяния, то здесь нет никакой уголовно-правовой проблемы: нет субъекта преступления, значит, нет и самого преступления. Проблемы уголовно-правовой опенки возникают только тогда, когда лицом, способным нести уголовную ответственность, совершается общественно опасное деяние, предусмотренное Уголовным кодексом, в котором в той или иной форме принимает участие лицо, в момент совершения деяния находившееся в состоянии невменяемости.

Юридическое значение невменяемости одного из двух участников преступления во многом совпадает с юридическим значением недостижения этим участником возраста, с которого наступает уголовная ответственность, поскольку отсутствие любого из этих признаков (достижение нужного возраста и вменяемость) исключает уголовную правосубъектность лица.

В проблеме влияния невменяемости одного из участников уголовно наказуемого деяния на квалификацию действий другого участника [380] можно выделить несколько аспектов.

Во-первых, преступление совершено лицом под воздействием подстрекателя либо с помощью пособника, оказавшегося невменяемым. При таких обстоятельствах невменяемость не оказывает никакого влияния на квалификацию действий исполнителя, поскольку она вообще не зависит от наличия или отсутствия соучастника, не принимавшего непосредственного участия в выполнении объективной стороны преступления.

Во-вторых, под воздействием подстрекателя (организатора), а равно с помощью пособника деяние, предусмотренное уголовным законом, совершается лицом, которое оказалось невменяемым. В такой ситуации возможны два варианта. Если подстрекатель (организатор либо пособник) знал о психической неполноценности исполнителя, то есть намеренно использовал его в качестве орудия преступления, то он в соответствии с ч. 2 ст. 33 УК признается посредственным исполнителем преступления точно так же, как если бы в качестве орудия преступления использовался малолетний, или действующий под влиянием непреодолимого физического принуждения, или действующий невиновно [381] . Если же подстрекатель (организатор либо пособник) не знал о психических расстройствах у подстрекаемого лица, то квалификация действий такого подстрекателя (организатора или пособника) представляет некоторые трудности.

По мнению М. И. Ковалева, «если исполнитель преступления признан невменяемым или несовершеннолетним, а соучастники не знали об этом, то речь должна идти о покушении с негодными средствами» [382] . Не касаясь явной оговорки автора относительно несовершеннолетия исполнителя, под которым, очевидно, подразумевалось недостижение необходимого для наступления уголовной ответственности возраста, следует рассмотреть вопрос о правомерности перевода проблемы из плоскости соучастия в плоскость неоконченного преступления.

Первым аргументом против такого перевода является сомнительная правомерность использования фикции: преступление, фактически доведенное до конца, признается неоконченным (например, покушением на убийство при наличии трупа). Второй аргумент сводится к тому, что лицо, непосредственно не выполнявшее объективной стороны преступления, нельзя признать исполнителем пусть даже неоконченного преступления. Третий аргумент связан с социально и юридически необоснованной необходимостью смягчения наказания подстрекателю, организатору или пособнику в соответствии с ч. 3 ст. 66 УК.

На первый взгляд, человек, организовавший убийство с помощью другого лица, оказавшегося в момент лишения потерпевшего жизни невменяемым, выполнил функции, описанные в ч. 3 ст. 33 УК, поэтому его действия следовало бы квалифицировать именно как действия организатора убийства. И тем не менее нельзя не считаться с аксиомой, что «при одном субъекте и одном несубъекте соучастие возникнуть не может» [383] , что подтверждено и Пленумом Верховного Суда РФ, признавшим, что совершение преступления с использованием лица, не подлежащего уголовной ответственности в силу невменяемости, не создает соучастия (п. 9 постановления от 14 февраля 2000 г.). Значит, использование фикции, состоящей в признании фактически завершенного преступления покушением, является неизбежным. Однако при квалификации действий такого «соучастника» нельзя уйти от его фактической функции, то есть действий организатора, подстрекателя или пособника. Поэтому, например, склонение к совершению убийства лица, оказавшегося невменяемым, следует квалифицировать, вопреки мнению М. И. Ковалева, не как покушение с негодными средствами на убийство, а как покушение на подстрекательство к убийству. А неизбежное при такой квалификации смягчение наказания за преступление, которое фактически было доведено до конца, надо рассматривать как один из недостатков действующего Уголовного кодекса.